«Атлантида» вышла в океан
Шрифт:
...Такие разговоры теперь происходили часто. И, казалось, достаточно произнести одно-единственное слово, чтобы кончилась эта игра в намеки и недомолвки, чтобы откровенно до конца поговорили они. Но этого слова не произносили ни он, ни она.
Гудели машины, соленый ветер, к запаху которого примешивались теперь далекие запахи земли, гулял по палубе. Навстречу то и дело попадались длинные танкеры, белые пассажирские корабли, яхты с разноцветными бочкообразными парусами. Вдали, то приближаясь, то удаляясь, виднелись берега — зеленые чащи лесов, серо-бурые громады утесов, золотистые песчаные отмели.
Океан стал словно домашним. Он приоделся в синий пеньюар с белоснежными оборками пенных кружев. Над ним ритмично качались чайки
Пока «Атлантида» была в пути, среди пассажиров первого класса была сыграна одна свадьба и зарегистрировано два развода. Повесился разорившийся итальянский миллионер. Были задержаны три бежавших от полиции гангстера и один корабельный вор.
В четвергом и пятом классах родилось шестеро детей, умерло четверо пассажиров и покончили с собой двое.
Все это не стоило внимания. Главными происшествиями были иные: боксер Рене Седан ушиб на тренировке палец, что ставило под угрозу его матч в Австралии. Сенатора Джекобса жена застала в каюте в обнимку с секретаршей и влепила обоим пощечины. Кинозвезда Ренар на специальной пресс-конференции заявила, что больше не будет шить платьев у Диора, так как ей сообщили, что там работает мастерица-негритянка. Начальник отдела кадров фирмы Диор ужо вылетел в Австралию с личными делами всех мастериц, чтобы уладить инцидент...
Прибывшие на вертолетах репортеры неутомимо шныряли по кораблю а поисках очередных сенсаций. Левер прихворнул; Маккензи теперь уже почти не выходил из телеграфного зала.
Шмелев и Холмер попрежнему невозмутимо прогуливались по палубе или проводили вечера в каюте, обсуждая научные проблемы.
И не только научные...
ГЛАВА 19. ХОЛМЕР ПИШЕТ СТАТЬЮ
Они сидели в шезлонгах на палубе и неторопливо беседовали. Перед ними переливался в лучах солнца океан. Огромные валы подкатывали к кораблю, и только здесь, у самого борта, можно было оценить их величину, потому что вдали океан казался ровным и спокойным.
— А ведь вы по природе скептик, а, Холмер? — Шмелев отложил в сторону английский научный журнал, который он перед тем читал, и посмотрел на американца.
— Возможно,— ответил американец. Сняв очки, он щурился на солнце и болтал ложечкой в прохладительном напитке.
— Если вы скептик,— продолжал Шмелев,— то почему же с такой поспешностью поддерживаете открытие нашего друга Грегора.
— Разрешите и мне задать вам вопрос. Мы вместе с вами изучали и неоднократно осматривали муляж челюсти австралоантропа. Стертость поверхности зубов не оставляет сомнений. Вы изучили фото. Вряд ли можно сомневаться и в безошибочности анализов — доктор Вудвард слишком большой специалист, Я не знаю, насколько вы знакомы с современными методами определения возраста эпох, но, несомненно, вам известно, что радиоактивный калий превращается в аргон хоть и крайне медленно, зато в постоянном ритме. Это великолепные атомные часы для определения геологических эр. Исследование почвы, в которой обнаружены те или иные останки, дает точное представление об их возрасте. Вудвард сто раз исследовал почву в Пилтдоуне и каждый раз получал один и тот же результат — миллион девятьсот тысяч лет,
— Исследовал не почву,— заметил Шмелев,— а ее образцы.
— Не вижу разницы,— Холмер пожал плечами.
— Скажите, Холмер, вам хорошо известна гипотеза перемещения материков, так называемая гипотеза Вегенера? Мы уже как-то об этом говорили,— неожиданно спросил Шмелев.
— В общих чертах, Я ведь географ.
— Я интересовался этой гипотезой, Вегенер выдвинул ее в 1912 году. Он, как вы знаете, утверждает, что некогда Землю покрывал гранитный материал сплошным слоем. Позже приливные силы, подчиняющиеся влиянию Луны и Солнца, и центробежные силы, вызванные вращением Земли, разрушили этот слой, и из гранитного материала образовался единый материк. Поскольку оболочка стягивалась, она утолщалась, а океанические впадины увеличивались. Постепенно этот материк начал раскалываться. Куски его под влиянием все тех же сил отодвигались друг от друга. Америка отделилась от Европы и Африки, а между ними пролег Атлантический океан. Африка откололась от Азии, от них же отделилась Австралия. Куски отходили все дальше, образовались океаны, возникали складки — крупнейшие горные цепи.
В поддержку своей теории Вегенер приводил параллелизм очертаний и сходство геологического строения противоположных берегов, геофизические данные о разнородности строения континентов и дна океанов, распределение климатических зон, сходство ряда видов фауны и флоры, в частности, в Индии и в Австралии, и так далее. Если пренебречь данными, говорящими о том, что расхождение материков произошло в весьма отдаленные эпохи (это сделать довольно трудно), открытие австралоантропа, схожего с древнейшими останками, найденными в Индии,— серьезный аргумент в пользу гипотезы Вегенера...
— Насколько я понимаю,— заметил Холмер,— вы приводите факты, подтверждающие открытие австралоантропа?
— Не совсем, Холмер, не совсем. Я потому сознательно игнорирую несоответствие эпох, что это второстепенно. Дело в том, что гипотеза Вегенера вообще не очень прочна. Уж очень много есть опровергающих ее фактов.
— Например?
— Хотя бы то, что геологическое строение дна и континентов, как это теперь выяснено, не столь уж разнородно. Наоборот, во многих случаях геологические структуры начинаются на континентах и продолжаются по дну океанов. Тщательные геофизические расчеты показывают, что приливные и центробежные силы недостаточны, чтобы сдвинуть с места материки. Есть немало и других неопровержимых фактов...
— Хорошо, Шмелев, но какое отношение имеет эта самая гипотеза к нашим делам? Допустим, что находка подтверждает гипотезу Вегенера. Но несостоятельность гипотезы не исключает открытие Маккензи.
— Вот именно: если б австралоантроп подтверждал гипотезу Вегенера,— сказал Шмелев,— то, надо полагать, что драгоценные ископаемые, имеющиеся в том месте Азии, к которому примыкала Австралия, должны быть и на западной оконечности австралийского материка, как раз в районе Пилтдоуна...
Холмер поставил стакан и уставился на Шмелева.
Шмелев долго молчал.
— Видите ли, Холмер,— заговорил он наконец,— вы мне как-то сказали, что не любите, когда политику вмешивают в науку. Вы тогда оказали мне услугу. Я не забыл этого. Разрешите отплатить вам тем же.— Он опять помолчал.— Так вот я не люблю, когда в науку вмешивается бизнес Только поэтому я заговорил сейчас о теории Вегенера.
— То есть?
— Вы, насколько я могу судить, порядочный человек. Но, простите меня за грубость, мир, в котором вы животе, который мы, «красные», называем капиталистическим миром,— непорядочный. Мир, в котором вы живете, жестокий мир. Только, пожалуйста,— и Шмелев поднял руку в шутливом жесте протеста,— не обвиняйте меня в красной пропаганде. Я все это к тому говорю, что у меня в голове могут возникать всякие предположения. Вам легче судить о том, насколько подобные предположения основательны. Вы лучше знаете нравы и законы вашего мира, лучше умеете читать между строк сообщения ваших газет.
Холллер задумчиво молчал.
— Скажите,— заговорил он после долгой паузы,— какие цели должна, по-вашему, преследовать наука?
Шмелев улыбнулся.
— На такой вопрос надо отвечать или одной фразой или солидным философским трактатом.
— Одной фразой.
— Благо человечества. Наука должна, бесспорно, служить благу человечества.
— А политическим целям?
— Видите ли, Холмер, когда вы говорили о том, что политике не следует лезть в науку, я не поправил вас, потому что думаю, что вы имели в виду политиканство. Если бы речь шла собственно о политике, то это уж не так бесспорно. Конечно, рассматривая ее в самом широком смысле.