Атлантида
Шрифт:
При этом юноша не знал ничего, что касалось бы его самого. Он словно видел картину, яркую и отчетливую, но сам находился извне. Будто его голова была пустым бочонком… нет, вернее, запертой комнатой, и, как он ни старался, открыть эту комнату не удавалось.
Но он все вспомнит, верно? В конце концов, это просто амнезия, распространенное осложнение после травмы головы. Обычно потеря памяти – явление временное. Нужно просто сохранять терпение, не паниковать и ждать, пока что-то пробудит его память. Так он и решил.
Он посмотрел на девчонку. На ней были широкая белая футболка и потрепанные шорты – похоже, девушка просто обрезала старые джинсы. Прежде чем сойти на землю, она собрала волосы в «хвост». Вместе с ней на катере приплыл парень постарше: темные волосы падают на глаза, джинсы, черная водолазка, рукава закатаны, на предплечьях татуировки. И хотя оба вели себя совершенно естественно и даже улыбались друг другу, юноша у волнореза понял – что-то их беспокоит. Их обоих.
Девушка обвела взглядом бухту, и он тут же нырнул в воду у волнореза, но смотреть не перестал.
Да. Так и есть. Ее лицо омрачила тревога. А еще она прикусила нижнюю губу.
Закрепив катер, эти двое сошли с волнореза и скрылись в зарослях кустарника неподалеку от пристани.
А парень все еще сидел в воде. Он слушал болтовню рыбаков: судя по всему, они решили сходить за пивом. Казалось, прошла целая вечность, но в конце концов они ушли. Парень подплыл к пирсу, подтянулся и шлепнулся на теплые облупившиеся доски.
Поднявшись, он осмотрелся. На нем были кроссовки, джинсы и белая футболка – похоже, она была ему мала.
Юноша немного… странно себя чувствовал. Точно ему не хватало воздуха. И кружилась голова. На мгновение у него подкосились ноги, и пришлось опуститься на одно колено, упершись в доски костяшками пальцев. Парень отчаянно ловил губами воздух, стараясь отделаться от неприятного ощущения.
И удушье прошло. Чувствуя теперь лишь легкую тошноту, парень встал и, сжав голову руками, помассировал виски. Опуская руку, он впервые посмотрел на свою ладонь и вдруг увидел на ней мелкую надпись. Три слова: ' ' ''.
Древнегреческий. Он знал это. Просто знал и все. И, удивляясь, откуда же он это знает, парень уставился на свою ладонь, надеясь, что эти слова пробудят его память.
Но нет. Ничего.
Он мог читать на древнегреческом, но не помнил собственного имени. Какая ирония… Парень улыбнулся. Что такое ирония, он тоже знал.
Глава 4
«Ой, да ладно, – уговаривала себя Марта, пока они с Реном шли по рыночной площади, пытаясь поймать такси. – Все эти разговоры о бензопиле… Это лишь слухи. Маркону нужно создать репутацию плохого парня, вот и появляются такие легенды. Пускай он самый опасный человек на Гаити, но скорее всего у него на стене висит фотография любимой мамочки. Как и любой босс преступного мира на Карибах, Маркон наверняка оставляет всю грязную работенку наемникам».
Перепуганный до смерти таксист высадил их по указанному адресу, и если бы такси могло исчезнуть мгновенно, то так и сделало бы.
Они прошли по длинной тропинке к видавшему виды белому дому, окруженному полями сахарного тростника, и поздоровались со старухой, сидевшей на крыльце. Женщина что-то жевала. На коленях у нее лежал автомат.
Старуха провела их в кабинет. Там за огромным столом сидел Маркон: короткая аккуратная прическа, очки в черной оправе поблескивают на носу, белоснежная рубашка накрахмалена, во взгляде светится непреклонность. А на стене за его спиной висит бензопила.
– Марта и Лоренцо Анджелес. – У Маркона был бархатный голос. Мужчина говорил с акцентом, то ли французским, то ли креольским. – Рад встретить вас вновь.
Марта и Рен предстали перед ним во второй раз. Впервые они виделись на похоронах отца. Туда явились сотни, если не тысячи людей, целые деревни, не говоря уже о местных барыгах и представителях враждующих группировок – те старались держаться друг от друга подальше, недовольно переглядываясь на кладбище.
– Мы тоже рады встрече, господин Маркон.
Марта с изумлением заметила, что в речи брата появились незнакомые ей интонации. Похоже, Рену тоже хотелось казаться плохим парнем.
– Отец нам много о вас рассказывал, – добавил Рен.
Маркон на мгновение смежил веки, словно давая понять: Хорхе Анджелес был великим человеком, и его не хватает, но много времени прошло со дня его смерти. Многое изменилось.
А затем, когда все это было сказано, пусть и не вслух, Маркон открыл глаза. В них читался холод, как в глазах акулы.
Маркон произнес слова, которых Марта так боялась:
– У меня есть к вам предложение.
Вчера вечером Марта и Рен сидели на веранде, у себя дома в Баракоа, и Марта думала о своих планах. Ей хотелось доучиться, а потом найти работу – настоящую работу, ту, из-за которой ее не арестуют на границе и не застрелят контрабандисты-конкуренты. Девушка мечтала о карьере в сфере здравоохранения – медсестры, а может, даже врача. Она хотела уехать с Кубы. Получить образование. А потом вернуться домой и воспользоваться полученными знаниями для помощи соотечественникам.
Конечно, и Рен, и Марта знали, что Маркон предложит им очередное дело. Именно так и поступали такие люди, как он. Но вчера Марта взяла Рена за руку и заставила поклясться, что каким бы это дело ни было, они откажутся. Им нужно выйти из игры. Стать законопослушными гражданами.
Много лет их отец перевозил антиквариат через Мексиканский залив, но когда его жена – мать Рена и Марты – умерла от туберкулеза и отец понял, что этой смерти можно было легко избежать, будь на Кубе нужные лекарства… что ж, отец сменил профиль. Вместо антиквариата он стал ввозить на Кубу медикаменты, чтобы предотвратить такие случаи в будущем.