Атолл Факаофо
Шрифт:
Ганешин удовлетворенно улыбался:
– За рейс четырнадцать «зубчиков» уже нашли! Не зря я пошел с вами...
– Леонид Степанович, признайся мне по чистой совести, – начал командир судна, – эти подводные «зубчики» тебе для нового прибора нужны?
– Угадал, угадал, Федор Григорьевич! – обернулся к Щитову Ганешин. – Сядем-ка, а то я по мостику километров двадцать отшагал. Мой новый прибор уже прошел все испытания, и мы с тобой будем его пробовать на работе сразу как вернемся. Могу сейчас рассказать, пусть и мичман послушает – из принципа устройства прибора мы тайны не делаем. Мой прибор приспособлен для того, чтобы видеть под водой на самых больших глубинах, по принципу телевизора. Главная трудность задачи заключалась в освещении достаточно больших пространств, чтобы из-за огромного поглощения световых лучей в богатой кислородом глубинной воде
– Нет, нет! – с виноватым видом стал оправдываться Щитов. – Я только не совсем понимаю, что им можно сделать на больших глубинах. Для всяких спасательных работ такой «глаз», разумеется, важен, но в этих случаях глубины невелики и такая сложность ни к чему... Ну, опустили, посмотрели скалу какую-нибудь или рыбищу, и все.
– Для начала и этого много, Федор Григорьевич.
– Так-то так, а дальше?
– А дальше – руки.
– Что такое? – не понял капитан.
– Сперва глаза, а потом и руки, говорю, – повторил Ганешин.
– Но рук-то еще нет?
– Нет, есть, но пока в чертежах еще...
– Эге, – обрадовался Щитов, – хорошо иметь такой клотик, как твой! И я бы не отказался.
– Не знаю, Федор Григорьевич, иногда тяжело, когда бьешься годами над выполнением... – ответил Ганешин, вставая и потягиваясь. – Задумать – одно, а выполнить... Подчас пустяковина с ума сводит... Ну, я пошел. – Ганешин набросил высохший плащ.
– Минутку, Леонид Степанович! – остановил его Щитов. – Скоро Ближние острова, а ты хотел захватить западный край Алеутской пучины. Остров Агатту уже близко. Где же поворачивать?
– Сейчас не помню, – подумав, ответил Ганешин, – где у них береговой огонь. На мысе Дог, кажется? Видимость его...
– ...восемь миль, – подсказал Щитов.
– Ну, это близко. Тогда по счислению, не доходя двадцати пяти миль.
Дверь за Ганешиным захлопнулась. Щитов и мичман остались вдвоем. Прошло около часа. Лента эхолота неторопливо ползла. Дно постепенно понижалось: уже пять километров глубины было под килем судна. Механики с точностью часов держали ход, от равномерности которого зависела точность получаемого профиля дна.
Щитов долго курил, размышляя о личной судьбе группы людей, когда-то спаянных великой войной. То ли был слишком крепок табак, то ли он курил очень жестоко, но скоро Щитов ощутил знакомую боль в груди и вышел на мостик. Дождь все еще не кончался, порывы ветра по-прежнему срывали и вспенивали гребни волн. Вдруг Щитову показалось, что далеко впереди, прямо перед носом корабля, что-то блеснуло, мгновенно исчезнув. Почти одновременно послышался хриплый голос вахтенного: «Огонь прямо по носу!»
Понадобилось добрых пять минут, чтобы слабое мерцание превратилось в белую звездочку – встречное судно. Минуты шли, но никакого признака бортовых огней. Не больше двух миль разделяло сближающиеся корабли, когда Щитов скомандовал:
– Внимание, впереди гакабортный огонь!
– Будем обгонять, товарищ капитан второго ранга? – спросил вахтенный помощник.
– Обязательно. Оно едва плетется.
– А как же курс на промере?
– Не беда, немного отклонимся.
Корабли сближались, продолжая находиться в створе кильватера. Помощник взялся за цепочку гудка – два коротких, низких и сильных звука пронеслись над темным морем, рулевой привод застучал, и нос корабля покатился влево.
В просторной каюте Ганешина горела слабая ночная лампочка. Ганешин сбросил китель, сапоги и улегся на диван. Раздеваться и забираться на койку не хотелось, да и вставать скоро... Ганешин думал о своем новом аппарате. Глубинный телевизор готов, за результаты окончательных испытаний изобретатель не беспокоился. Этим выполнена первая часть когда-то поставленной им себе задачи. Несколько лет назад старый ученый, которого сейчас уже нет в живых, говорил о победе над океаном, об атолле Факаофо. Он говорил не только о «глазах», но и о «руках»; значит, теперь дело за «руками». Возник образ сложного механизма, всверливающегося, как буровой станок, в океанское дно под наблюдением телевизора и управляемого телемеханически. Основной принцип – работа без всяких герметических закупорок; уже давно изобретены низковольтные, высокоамперные электромоторы, прекрасно работающие в воде. Вода должна быть для этих механизмов такой же естественной средой, как воздух для наших земных машин: тогда не страшно огромное давление – вот в чем здесь секрет успеха!
Отрывистые гудки заставили задрожать переборку. Ганешин машинально прислушался: два коротких – поворот влево. «Кого-то обгоняем...» Встреча судов в открытом море всегда волнует душу моряка. Ганешин вскочил и стал натягивать сапоги.
На мостике Щитов и помощник увидели красный бортовой огонь и выше топового огня – еще более сильный красный свет.
– Тралящее судно, – негромко сказал помощник. – Это не гакабортный был огонь, а круговой топовый, и выше – трехцветный фонарь.
– Вижу, вижу, – отозвался Щитов. – А это видите?.. Вахтенный сигнальщик, ко мне!
На неразличимом еще борту неизвестного судна замелькал огонек. Короткие вспышки чередовались с острыми долгими лучами, вызывавшими ощущение протяжного крика «а-а-а-а».
– Вызывают нас, – буркнул Щитов. – Эге, вот оно в чем дело!
Три короткие вспышки сменились одной долгой: в темноту ночи летели одна за другой латинские буквы – просьба о помощи.
На мостике появился запыхавшийся сигнальщик с ратьеровским фонарем. Одновременно поднялся на мостик Ганешин.
– Скажите Соколову, чтобы остановил эхолот! – распорядился капитан.
Два корабля в океанской ночи некоторое время перемигивались световыми вспышками: «Риковери», Сан-Франциско – «Аметист», Владивосток.
– У меня есть километр троса кабельной свивки, – пробурчал Ганешину Щитов, – могу им одолжить...
– Очень хорошо! Давайте подходить, может быть, еще чем-нибудь полезны будем...
– Прожектор! – скомандовал Щитов.
По палубе затопали проворные ноги. Мощный прожектор «Аметиста» пробил в темноте широкий светящийся канал. В конце его возникло черное низкое судно с далеко отнесенной назад трубой. «Пусть стоит на месте, подходить буду я, – подумал капитан. – Не знаю, как они ловки...» Прожектор потух, сигнальщик быстро выполнил распоряжение, затем «Аметист» снова зажег свет и начал сближаться с неуклюжим на вид «американцем».
– Любопытно! Тоже океанографы, как и мы, – оживленно заговорил Ганешин («американец» передал световым сигналом, что на нем океанографическая экспедиция). – Что у них стряслось?
«Аметист» подошел к кораблю, насколько позволяло волнение, развернулся лагом, и хорошо говоривший по-английски Ганешин взялся за рупор. Из отрывистых слов, заглушаемых плеском волн в борта и подсвистом ветра, советские моряки быстро уяснили себе трагическую суть происшедшего. Батисфера – стальной шар, недавно построенный для изучения больших глубин, – с успехом сделала несколько спусков. При последнем спуске оборвался подъемный канат вместе с электрическим кабелем, и стальной шар остался на глубине около трех тысяч метров – наибольшей, на какую он был рассчитан. Батисфера снабжена парафиновым поплавком и должна всплыть самостоятельно при обрыве кабеля, как только прекратится ток, питающий электромагниты. Магниты перестают притягивать тяжелый железный груз, и батисфера всплывает. Но на этот раз не всплыла. В ней два человека: инженер, построивший батисферу, Джон Милльс, и ученый-зоолог Норман Нурс. Запас воздуха – на шестьдесят часов. Уже сорок восемь часов идут безуспешные попытки нащупать батисферу и зацепить гаками за специально сделанные на ней скобы. Если шар цел и исследователи в нем живы, им осталось воздуха только на двенадцать – пятнадцать часов...