Атомные Ринки
Шрифт:
На мраморных столах лежало десятка полтора тел, покрытых простынями. Профессор провел Тони дальше, туда, где в стене были двери холодильных пеналов. Открыв одну из дверей, профессор на треть выдвинул носилки. Тони невольно содрогнулся. Существо, лежавшее в пенале, не закрытое простыней, не имело черепного свода, белые навыкате глаза без зрачков были полуоткрыты.
–Господи… Это же я сделал. Это я сделал!! Я убил ее!! О, Боже!! – Тони беспомощно посмотрел на профессора…
Потеряв Шейлу, Тони ненадолго задержался в Мэджик-Сити. Постоянное сознание своей вины в ее смерти иссушило его, сломило и растоптало.
***
…В буфете Мемориальной больницы города Мэджик-Сити за угловым столиком завтракали пожилой сухопарый мужчина, профессор фон Далецки, и молоденькая девушка в крикливо-розовом легкомысленном платьице. Это была его племянница Оксетт. Знакомые и друзья считали Окс уникальным L'Enfant Terrible из-за неистребимого максимализма и радикальности суждений, что, впрочем, нисколько не умаляло ее достоинств. Ум Окс был не по годам проницателен, а язычок – остр, как скальпель ее дядюшки, одного из лучших хирургов – гинекологов в Сэнгамоне. Они только что встретились. Оксетт приехала из Маргарита-Сити навестить любимого родственника. Естественно, не прошло и трех минут после их встречи, как между ними уже разгорелась жаркая дискуссия:
– Как вы поживаете, герр профессор? Что новенького?
– Все по-старому, моя милая. Работы много. Сплошь молодые мамаши, самим еще в куклы надо играть, а они уже рожать торопятся.
– А абортов много? – Оксетт отпила апельсинового соку.
– Достаточно, Окс.
– Моя бы воля – я бы их вообще запретила! Согласись, при нашем уровне контрацепции можно бы и поумнеть, а не выступать в роли Бога – хочу – даю жизнь, хочу – убиваю. – Окс оседлала любимого конька, она до сих пор переживала за свою лучшую подругу, оставшуюся бесплодной в результате подобной операции.
– Ну, милочка, если оставить в стороне этические моменты, которыми пусть занимаются другие, могу тебе сказать, что эти новомодные гормональные пилюли обладают массой побочных эффектов, ими сложно пользоваться, приходится принимать каждый день, ("Тоже мне!"– фыркнула Окс) да и вероятность предохранения у них значительно меньше, чем у банального презерватива.
– И что же вы, эскулапы, можете предложить? Семидесятые годы на носу, а вы все еще ничего путного не придумали.
– Могу предложить одно – иметь всегда голову на плечах.
– Даже в постели?
– Даже в постели. И потом, моя дорогая, имей в виду, что каждый конкретный случай должен быть рассмотрен индивидуально.
– Что ты имеешь в виду?
– Три месяца назад я потерял молоденькую пациентку. Если бы вовремя был сделан аборт, она бы осталась жива и могла бы иметь детей.
– Почему же тогда этот ребенок убил ее?
– Родились сдвоенные девочки.
– Как? Сиамские близнецы?
– Да. Представь себе, Оксетт, ниже пояса это один человек, а выше – два.
– Почему? Из-за чего такое бывает?
– Это изменения на уровне генного кода, Окс. Результат радиоактивного облучения, по всей видимости.
– Надеюсь, она… они тоже умерли?
– Нет, они выжили, и даже сделали определенные успехи в своем развитии. Я имею в виду, успехи относительно своих сверстников.
– Боже мой! Ты с таким оптимизмом говоришь, как будто у этих бедняжек есть будущее!
– Все возможно, Окс. Конечно, скорее всего, они окончат свои дни в каком-нибудь закрытом пансионате для престарелых и инвалидов, но по-моему, у них все же есть шанс.
– О каком шансе ты говоришь, герр профессор! Они же не приживутся в социуме, не забывай об эффекте белой вороны. Ни образования, ни общения, ни семьи, ни счастья… Гуманнее было бы усыпить их, пока они еще жизни не видели.
– Вот тут-то ты, милочка, и попалась! Ты же сама пять минут назад говорила что-то о запрете абортов и о гуманизме к нерожденным детям, не так ли?
– Не лови меня на противоречиях, герр профессор! По-моему, ты эту историю выдумал, чтобы меня переспорить. Ну, или взял из какой-нибудь хрестоматии. Очень уж этот случай неправдоподобен.
– Хочешь взглянуть на них?
– Не откажусь, герр профессор, только завтрак доем. – В душе Оксетт царил сумбур, но не в ее правилах было идти на попятную.
Прикончив сухарницу, которую в больничном буфете готовили бесподобно, и запив ее остатками апельсинового сока из стакана профессора, девушка поднялась из-за стола:
– Пошли, дядюшка.
– Не пожалей потом.
Они ненадолго зашли в кабинет Далецки и облачились в белые накрахмаленные халаты. Оксетт последовала за дядюшкой в детское отделение. Они подошли к двери с надписью "Боксы". "Со мной"– сказал Далецки сиделке, попытавшейся остановить Оксетт. Фон Далецки пропустил Окс вперед.
В боксе номер пять никого не было, как ей сначала показалось. В углу стояла широкая детская кроватка, в какие обычно кладут двойни. На столике рядом были в беспорядке набросаны погремушки, стояла пустая бутылочка от детского питания.
– Ну что ж, иди.– сказал Далецки.
На ватных ногах Окс подошла к кроватке. На подушках лежали две очаровательные детские головки, тельце было прикрыто одеялом.
– Какие хорошенькие!..– дрожащим голосом произнесла Окс.
Вдруг одна головка открыла глаза – ярко-синие, обрамленные пышными черными ресницами. Окс уже приготовилась к тому, что девочка заплачет, но та широко улыбнулась беззубым ротиком и, выпростав из-под одеяла ручонки, потянулась к Окс, что-то лепеча на никому кроме самих младенцев непонятном языке. Девушка обратила внимание, что одно плечико у нее заметно меньше другого. Разбуженная движением сестры, проснулась вторая девочка, решила было разреветься, но, увидев нового человека у своей кроватки, тоже заулыбалась. Оксетт отдернула одеяло и содрогнулась: чуть выше пояса туловища девочек сливались вместе. Бедра были непомерно широкие, а ножки – по виду намного более сильные, чем у обычного трехмесячного ребенка. Существо оказалось абсолютно симметрично, плечики, обращенные друг к другу, были развиты несколько хуже, чем внешние.
– Мы зовем их Ринки. Правую половинку зовут Эрин, левую – Морин.
– Где их отец?
– Ему сказали, что ребенок умер.
– Зачем? Почему вы поступили с ним так жестоко? Лишиться сразу и жены, и ребенка…
– Я был обязан это сделать, Окс. Таков общий порядок. Да и он вряд ли смог бы дать им должный уход и воспитание, скорее всего, мучался бы сам и мучил их. Если бы мать осталась жива – тогда еще можно было подумать.
– Значит, родных у них нет. А кто за ними ухаживает?