Аттические ночи. Книги I - X

Геллий Авл

(8, 9) Именно так рассуждает Цезеллий, но у Энния совсем другое. Ведь к этому высказыванию Энния имеют отношение три, а не две строки, но Цезеллий не принял во внимание третью строчку:

Hannibal audaci cum [1164] pectore de me hortatur, ne bellum faciam, quem credidit esse meum cor, suasorem summum et studiosum robore belli. (Ганнибал, отважный духом, убеждает меня Не вести войну, тот, который, как верило мое сердце, Является самым ревностным зачинщиком и преданным силе войны.)

1164

17 Рукописное чтение — dum (пока, в то время как). Мы при переводе следуем Маршаллу, восстанавливающего cum (когда); Марат в парижском издании, напротив, вслед за Гертцем, восстанавливает dum в § 5. Тогда перевод будет: "В то время как Ганнибал, отважный сердцем, убеждает меня не вести войну".

(10) Смысл и порядок этих строк, по моему мнению, таков: тот самый, отважнейший и храбрейший Ганнибал, который, как я поверил — ведь именно это означает „сердце мое поверило“, таким же образом он мог сказать и „который, как я, глупый человек, поверил“ — будет величайшим побудителем к ведению войны, он разубеждает меня и отговаривает вести войну. (11) Цезеллий же, быть может, слишком легкомысленно увлекшись этим соединением слов, счел, что [здесь] говорится quem cor и quem прочитал с острым ударением,

как будто [это слово] относится к сердцу, а не к Ганнибалу. [1165] (12) Но не ускользает от меня, если кто окажется настолько неоснователен в суждениях, будто [утверждение] Цезеллия о том, что cor мужского рода, можно защитить так, чтобы третья строка оказывалась читаемой самостоятельно и отдельно, как если бы Антиох, нарушив и прервав слова, воскликнул: „Suasorem summum!“ („Самый ревностный зачинщик!“) Но отвечать тем, кто скажет это, ниже [нашего] достоинства.

1165

18 Цезеллий сделал quem предикативом к cor, в то время как в полной фразе, с третьим стихом, quem представляет собой дополнение при credidit, а cor — подлежащее. Он также не обратил внимание на невозможную для мужского рода форму винительного падежа, идентичную именительному.

Глава 3

Что Туллий Тирон, вольноотпущенник Цицерона, порицал в речи Марка Катона, произнесенной в Сенате в защиту родосцев, и что мы можем на это ответить

(1) Родосское государство прославлено и выгодным местоположением самого острова, и великолепием построек, и искусными мореходами, и морскими победами. [1166] (2) Государство это, хотя и было другом и союзником римского народа, находилось в дружбе и с македонским царем Персеем, [1167] сыном Филиппа, с которым римский народ вел войну, и родосцы, неоднократно отправляя в Рим посольства, изо всех сил стремились прекратить вражду между ними. (3) Когда же заключить этот мир не удалось, многие родосцы на своих собраниях стали обращаться к народу с речами о том, что, если мир не будет заключен, они станут поддерживать царя против римского народа. (4) Но никакого официального постановления по этому вопросу принято не было. (5) А когда Персей был побежден и захвачен, родосцы очень испугались из-за того, что неоднократно происходило и говорилось на народных собраниях, и отправили в Рим послов умолять простить безрассудство некоторых их граждан и подтвердить верность и всеобщее благоразумие. [1168]

1166

19 Родос — большой плодородный остров у юго-западного побережья Малой Азии, заселенный с середины II тыс. до н. э. дорийцами; основой процветания Родосского государства была посредническая торговля, прежде всего между Азией и Египтом.

1167

20 Персей — царь Македонии в 179–168 г. до н. э. Попытался возродить македонскую гегемонию и воспрепятствовать римской экспансии на Восток. Третья Македонская война (171–168 г. до н. э.), начатая римлянами против Персея, закончилась полным поражением Македонии.

1168

21 Несмотря на то что родосцы не оказали Персею военной помощи, римляне так и не простили им открытого проявления симпатий к македонскому царю и попыток мирного посредничества. Большая часть материковых владений Родоса была у него отнята, а родосская торговля понесла огромный ущерб из-за объявления свободным портом острова Делоса: весь торговый оборот Восточного Средиземноморья шел теперь через Делос.

(6) После того как послы прибыли в Рим и были допущены в сенат и, смиренно изложив свое дело, вышли из курии, [1169] начался обмен мнениями. (7) В то время как часть сенаторов жаловалась на родосцев, утверждая, что они были недоброжелательно настроены [по отношению к римскому народу], и полагала, что им следует объявить войну, в этот момент поднимается Марк Катон [1170] и приступает к защите и ограждению лучших и вернейших союзников, к разграблению и захвату богатств которых стремилось немало высокородных мужей, и произносит знаменитую речь, которая, как говорят, была издана и отдельно под названием „В защиту родосцев“ и опубликована в пятой книге „Начал“.

1169

22 Курия — зд.: место заседания сената.

1170

23 Марк Порций Катон — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 17.

(8) Туллий же Тирон, [1171] вольноотпущенник Цицерона, был, в свою очередь, человеком, бесспорно, тонкого ума и вполне сведущим в вопросах древней литературы, и Цицерон принимал его услуги помощника и почти товарища в литературных занятиях, поскольку с юных лет он был обучен как свободный человек. (9) Но он, конечно, оказался более дерзок, чем можно стерпеть или извинить. (10) Ведь он чрезмерно смело и с большим жаром написал Квинту Аксию, [1172] другу своего патрона, письмо, в котором он подверг, как ему самому казалось, тонкому и подробному разбору эту самую речь „В защиту родосцев“. (11) Нам хотелось бы коснуться только некоторых его упреков из этого письма: разумеется, мы будем порицать Тирона с большей снисходительностью, чем он Катона.

1171

24 Туллий Тирон — см. комм. к Noct. Att., I, 7, 1.

1172

25 Квинт Аксий — сенатор, близкий друг Цицерона и Марка Варрона. Его имя часто упоминается в письмах Цицерона к Аттику за 61–46 гг.; кроме того, существовал сборник писем Цицерона к Аксию по меньшей мере из двух книг (Ноний цитирует вторую (Р. 509, 1. 20)). Варрон вывел его в качестве одного из персонажей в своем сочинении "О сельском хозяйстве" (III, 21). Возможно, его также следует отождествить с упоминаемым Плутархом Аксием, на которого был очень похож сын Марка Красса, что порождало множество сплетен (Plut. Cic, XXV).

(12) Прежде всего он осудил то, что Катон, по его собственным словам, выразился „неискусно и грубо “ в весьма высокомерном, резком и полном упреков вступлении, когда стал утверждать, что он-де опасается, как бы сенаторы, потеряв голову от радости и веселья по поводу военных успехов, не оказались, будучи не вполне благоразумны, не способными к правильному рассуждению и принятию решений. (13) „Ведь сначала, — говорит Тирон, — защитники должны расположить и привлечь к себе судей, а чувства их, настороженные и замершие в ожидании дела, ублажить учтивыми и почтительными высказываниями, а не раздражать оскорбительными и надменными угрозами“. [1173] (14) Далее он привел само вступление, звучавшее так: „Я знаю, что у многих людей в счастливых и удачных обстоятельствах поднимается дух, а также возрастают и усиливаются гордость и высокомерие. [1174] Что сегодня меня особенно заботит, так это то, как бы при столь успешном ходе событий не ознаменовалось бы решение чем-либо дурным, что могло бы умалить наши удачи, и как бы эта радость не сделалась чрезмерной. Несчастья воспитывают и учат, что нужно делать, успехи же, как правило, вопреки ожиданиям отвлекают от правильного решения и соображения. Поэтому я настаиваю и советую отложить это дело на несколько дней, пока от столь великого ликования мы не вернемся обратно к здравому рассуждению“. [1175]

1173

26 Fr. 6 Fun.

1174

27 Эту фразу Геллий приводит также в Noct. Att., XIII, 25, 14.

1175

28 Fr. 163 Malc.

(15) „Сказанное

Катоном дальше, — говорит Тирон, — является признанием [вины], а не оправданием; оно не содержит ни снятия вины, ни ее перенесения, а только [указывает] на ее общность со многими другими [случаями в жизни], что, разумеется, нисколько не способствует оправданию. А также, — утверждает он, — сверх того [Катон] открыто заявляет, что родосцы, обвиняемые в том, что они более благоволили и содействовали царю, чем римскому народу, делали это ради собственной выгоды, чтобы римляне, победив царя Персея, не укрепились в гордыне, надменности и невоздержанности поведения“. (16) Он приводит и слова самого Катона так, как они даны ниже: „Я также полагаю, что родосцы не хотели, чтобы мы вели войну так решительно, как мы ее вели, и чтобы царь Персей был побежден. Но не только родосцы не желали этого, но многие народы и племена, как я думаю, этого не хотели, и, пожалуй, были среди них такие, кто не хотел, чтобы это свершилось, не только ради нашего унижения; ведь они боялись, как бы мы, если не будет никого, кого бы мы опасались, не стали делать все, что нам захочется, и они, подпав под нашу власть, не оказались бы порабощены. Я полагаю, что они придерживались такого образа мыслей ради собственной свободы. Однако родосцы никогда не оказывали Персею помощи официально. Подумайте, насколько более осторожно мы ведем себя в частных делах, между собой. Ведь всякий из нас, если ему покажется, что совершается что-то против его выгоды, прилагает все силы, чтобы этого не произошло; однако они испытали это на своем опыте“. [1176]

1176

29 Fr. 164 Malc.

(17) Что касается порицаемого вступления, то Тирону следовало бы знать, что Катон защищал родосцев как сенатор, как консуляр [1177] и цензор, [1178] предлагающий то, что он считал наилучшим для государства, а не как адвокат, выступающий в защиту обвиняемых. (18) Ведь одни вступления полезны защищающему подсудимых перед лицом судей и ищущему отовсюду милосердия и сострадания для них, а другие, когда сенат совещается о делах государства, — человеку влиятельному, если он, взволнованный несправедливыми изречениями некоторых [сенаторов], негодуя и скорбя, с достоинством и свободно выступает в защиту общественных интересов и за спасение союзников. (19) Конечно, в риторических предписаниях правильно и полезно указывается, что судей, ведущих расследование чужой жизни и дела, никак их не касающегося, в котором для них не может быть ни опасности, ни выгоды, а только исполнение служебного долга, следует умилостивлять и мягко и постепенно склонять к благоприятному мнению и спасению подсудимого. (20) Но когда дело касается общих для всех достоинства, чести и выгоды и нужно либо принять решение, что делать, либо задержать то, что уже начало свершаться, тогда тот, кто занят тем, чтобы в первых словах так же точно подготовить слушателей к доброжелательности и благосклонности, попусту тратит время на ненужные слова. (21) Ведь уже давно сами общие заботы и опасности, угрожающие государству, [1179] приводят к принятию советов, и скорее сами они настоятельно требуют благосклонности советчика к себе. (22) Тем не менее, когда Тирон утверждает, будто Катон признавал, что родосцы не желали, чтобы ход военных действий был таким, каким он был, и римский народ одержал победу над царем Персеем, говоря, что не только родосцы, но и многие другие народы не хотели этого, и что все это [по мнению Тирона] не имеет никакого значения для снятия или умаления вины, то уже с самого начала он бесстыдно лжет. (23) Он приводит слова Катона, однако перетолковывает их другими выражениями. (24) Ведь Катон не утверждает прямо, что родосцы не желали победы римского народа, но он сказал, что, по его мнению, они этого не хотели, что, без сомнения, было выражением его собственного мнения, а не признанием вины родосцев. (25) В этом деле, по крайней мере по моему мнению, он не только невиновен, но заслуживает похвалы и восхищения, поскольку, высказав прямо и чистосердечно то, что он чувствовал, и что, как [на первый взгляд] казалось, было против родосцев, и, снискав благодаря искренности доверие, то самое, что представлялось обращенным против [родосцев], он направил и перевернул так, чтобы выглядело очевидно справедливым, что они стали еще более любезны и дороги римскому народу, поскольку, хотя они хотели помочь царю и [это] им было выгодно, они, однако, ничего не сделали для оказания ему содействия.

1177

30 Консуляр — см. комм. к Noct. Att., I, 2, 1.

1178

31 Цензор — см. комм. к Noct. Att., III, 4, 1.

1179

32 Рукописное чтение — "pericula ipsa rerum communia" (сами общие опасности, угрожающие делам). Мы при переводе следуем изданию Маршалла, принимающего конъектуру "pericula ipsa rei publicae communia".

(26) Затем [Тирон] приводит следующие слова из этой же речи: „Неужели мы внезапно оставим столь значительные обоюдные благодеяния и столь великую дружбу? А то, что, как мы утверждаем, хотели сделать они, мы поспешим сделать первые?“ [1180] (27) „Такая энтимема, [1181] — говорит Тирон, — никуда не годна и порочна. Ведь можно было ответить: „Конечно, поспешим; ведь если мы не поспешим, то будем застигнуты врасплох и окажемся в ловушке, которой прежде не остереглись““. (28) „Справедливо, — продолжает он, — Луцилий [1182] ставит в вину поэту Еврипиду [ту сцену], когда царь Полифонт говорит, что он убил своего брата [1183] потому, что тот еще раньше сам замыслил его убить, а Меропа, жена брата, высмеивает его такими словами:

1180

33 Fr. 165 Malc.

1181

34 Энтимема — см. комм. к Noct. Att., I, 4, 2.

1182

35 Гай Луцилий — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 19.

1183

36 V. 1169 Marx. Согласно мифологической традиции, легендарный представитель рода Гераклидов Кресфонт, захватив вместе со своими братьями Теменом и Аристодемом Пелопоннесе, получил власть над Мессенией. Однако царствование его было недолгим: Полифонт, также принадлежавший к роду Гераклидов, убил Кресфонта и двоих его сыновей, а его супругу Меропу насильно взял в жены. Третьего своего сына, Эпита, Меропа отправила на воспитание к своему отцу. Когда Эпит вырос, он тайно вернулся, убил Полифонта и вернул себе отцовский престол (Apollod., II, 8, 4–5; Hygin. Fab., 137, 184; Paus., IV, 3, 3). Еврипид в трагедии "Кресфонт" для углубления драматического конфликта делает Кресфонта и Полифонта родными братьями.

Ведь если, как ты говоришь, мой супруг намеревался убить тебя, Нужно было, чтобы и ты ждал, пока не миновало время“. [1184]

(29) „А ведь это совершенная глупость, — говорит он, — с определенным намерением и целью желать что-то сделать, и не делать того, что хочется“. (30) Очевидно, Тирон не обратил внимание на то, что во всех обстоятельствах, требующих осторожности, причина не одна и та же, и заботы, деяния и обязанности, будь то спешка или отсрочка, или даже мщение и опасение, не похожи на гладиаторский бой. (31) Ведь гладиатору, готовому сражаться, предоставлен такой выбор: или он убьет [противника], если опередит [его], или погибнет, если замешкается. (32) Но жизнь людей не ограничена столь суровой и неумолимой необходимостью, чтобы должно было первым наносить обиду, потому что, не сделав этого, можно пострадать самому. (33) Ведь это так далеко от мягкосердечия римского народа, который часто оставляет без отмщения уже совершившиеся против него несправедливости.

1184

37 Fr. 451 Nauck.