Аттила. Падение империи (сборник)

Дан Феликс

– И это все? – нетерпеливо произнес Даггар.

– Да, – ответил король гепидов.

– Значит, друг Ардарих, – с ударением начал король Визигаст, – у тебя нет больше жалости к твоим единоплеменникам, соседям, друзьям? Ты сказал правду: гепиды и вестготы не терпели до сих пор притеснений, их права не нарушались. Но все мы, остальные? Мои руги, скиры Дагомута, герулы, туркилинги, лонгобарды, квады, маркоманы, тюрингенцы, твои суабы, Гервальт? Разве Аттила не попирает с наслаждением все договоренные права даже тех из них, кто и не думал нарушать ему верность? Вас он чтит, вас он награждает богатыми дарами, делит с вами добычу, хотя бы вы даже и не участвовали в его походах, а что же мы? Нас он разоряет без милосердия. Неужели ты думаешь,

что это не сеет между нами зависти и вражды?

– Разумеется, – со вздохом отвечал Ардарих, поглаживая седую бороду. – Это должно возбуждать враждебные чувства.

– Нечестивый гунн нарочно старается довести аллеманов до отчаяния и принудить к восстанию, – продолжил Визигаст.

– Чтобы вернее погубить вас, – закончил его мысль король гепидов и печально кивнул головой.

– Ко всем прочим притеснениям он прибавил еще злую насмешку и позор. Так, от тюрингенцев Аттила потребовал в придачу к ежегодной дани в триста коней, коров и свиней – еще триста девственниц!

– Я убью, убью собственными руками этого осквернителя дев! – громко крикнул неосторожный, пылкий Даггар.

– Никогда не удастся тебе, отчаянная голова, приблизиться к нему даже на длину твоего дротика, – возразил Гервальт, махнув рукою. – Гунны стерегут каждый его шаг и окружают вождя густыми толпами, точно рой пчел – родимый улей.

– Ну а что же храбрые тюрингенцы, – серьезно спросил король Ардарих, – согласились они на требование Аттилы?

– Не знаю, – отозвался Визигаст. – Года два назад на нас повеяло надеждой: угнетенные народы ободрились и вздохнули свободнее, когда там, в Галлии, – помнишь, друг Ардарих? – большая река, запруженная трупами павших воинов, не смогла продолжить своего течения и вышла из берегов, вскипая кровавой пеной?

– Помню ли я? – простонал гепид. – Двенадцать тысяч моих подданных сложили там свои головы!

– Тогда ему, всемогущему, пришлось отступить в первый раз.

– Благодаря доблестным вестготам и Аэцию! – воскликнул Даггар.

– А когда вскоре после того, – вмешался Гервальт, – грозного воителя заставил уйти из Италии старец, римский священник [3] , ходивший, опираясь на палку, то все порабощенные народы в Вечерней стране ожили и подняли головы, в надежде…

3

Епископ Лев.

– …что пришел конец их испытаниям, и небесный бич сломлен пополам, – договорил Визигаст.

– Тут и там уже вспыхивало пламя свободы! – вставил Даггар.

– Слишком рано! – сурово заметил король гепидов.

– Конечно, преждевременно, – вздохнул Гервальт. – Его погасили потоки крови.

– А теперь, – с негодованием заговорил Визигаст, – Аттила замышляет к весне новые злодеяния. Хотя он всегда умеет искусно скрывать свои планы, – о них можно только догадываться, – но его замыслы должны быть чудовищны, судя по затеянным приготовлениям. Он собирает все свои народы – по крайней мере несколько сот наций из двух частей света: Европы и Азии, а из третьей – Африки – ему протягивает руку для страшного союза кровожадный вандал.

– Против кого они ополчаются? Хотелось бы знать! Не опять ли против Запада? – спросил Гервальт.

– Или против восточного государства? – прибавил Даггар.

– А не то и против обоих вместе, – заключил Ардарих.

– Против кого бы то ни было, но теперь Аттила будет втрое сильнее, чем три года назад! А кто его противники? Малодушный царь на византийском троне! На Западе – Аэций, опальный полководец императора Валентиниана, которому ежеминутно грозит кинжал наемного убийцы. У вестготов – три, даже четыре брата короля оспаривают корону. Весь мир станет добычей варваров, если Галлия и Испания также подпадут под иго притеснителей. После них придет черед погибнуть Риму и Византии. Вот почему Аттила непременно должен умереть,

прежде чем ему удастся выступить в этот последний поход, который обещает завершиться несомненной победой. Если он останется жив, ему покорится вся вселенная. Прав я или нет, друг Ардарих?

– Ты прав, – со вздохом отвечал тот, поднося левую руку ко лбу.

– Нет, ты ошибаешься, король Визигаст! – перебил их обоих суеверный Гервальт. – Твои слова были бы разумны, если бы они относились к обыкновенному смертному, как мы, которого можно одолеть подобно прочим людям. Но «Он» – чудовище, вышедшее из христианского ада! Наши жрецы Циу толкуют между собой, будто бы он родился от нечистого духа и проклятой альруны [4] . Дротик не колет его, меч не рубит, никакое оружие не ранит. Я убедился в том собственными глазами. Мы стояли рядом на той галльской реке – на Марне – я упал и сотни тысяч бежали или падали под тучей стрел и дротиков, а он стоял прямо. Аттила смеялся! Он дунул – я хорошо видел это! – дунул в свою жидкую бороду клином, и римские стрелы стали отскакивать, точно соломинки, от его одежды из лосиной шкуры. А что он не человек, это лучше всего доказывает его жестокость.

4

Альруна – вещая колдунья.

Гервальт умолк, дрожа всем телом и закрыв лицо руками.

– Скоро минет тому тридцать лет, – начал он снова после некоторой паузы, – я был тогда мальчиком, но и до сих пор вижу перед собой ужасное зрелище: как мой престарелый отец, брат и ни в чем не повинная мать, взятые в плен Аттилой во время возмущения, корчились на заостренных кольях и выли в страшных мучениях. А тут же, на самом виду – были замучены до смерти мои четыре сестры, юные девушки, доставшиеся на поругание сначала Аттиле, а потом его конюхам! Меня он швырнул лицом прямо на вздрагивающее в предсмертных судорогах тело отца и прокричал: «Вот как кончают те, кто нарушил верность Аттиле! Мальчик, гляди и помни! С сегодняшнего дня ты научишься быть верным мне!» И я научился… – заключил Гервальт дрожащими губами.

– И я также, – произнес король гепидов. – Хотя урок был другого рода, но, пожалуй, еще чувствительнее… Страх? Он мне незнаком. Я отвык от него на полях сражений. Меня побуждает к повиновению нечто гораздо сильнейшее – честь! Я так же, как и ты, король Визигаст, понял – много лет тому назад – что иго дикарей стало невыносимым. Я вздумал избавить от него мой народ и вселенную. Все было заранее подготовлено: союз с Византией, тайный договор со многими германскими королями и вождями славян. Я лежал в своей палатке и спал – то было за три дня до назначенного срока восстания, – как вдруг, проснувшись, увидел самого Аттилу, который спокойно сидел возле моего ложа! В ужасе я хотел вскочить, но гунн ласково удержал мою руку, заставив по-прежнему лечь на подушки и передал мне слово в слово весь наш договор, весь план войны, что был изложен на четырех страницах римского письма. Он сказал все это наизусть, а потом прибавил в заключение: «Твои союзники распяты, все до единого – семнадцать человек. Но тебя я прощаю. Тебе остается твое царство. Я доверяю Ардариху, будь мне верен с этих пор». В тот же день Аттила охотился со мной и моими гепидами в Дунайском лесу. Усталый, он заснул, положив голову мне на колени. Пока он жив, я должен хранить ему верность…

– И целый мир пусть достается гуннам и будет их собственностью навеки! – возразил с отчаянием король ругов.

– Да, пока «Он» жив.

– Если гунны еще раз одержат победу, их господство будет несокрушимо.

– Сыновья Аттилы, – с ударением произнес Ардарих, – не то, что он сам…

– Хорошо! Однако Эллак настоящий богатырь. У него достанет силы одержать новые победы и утвердить свое владычество над теми, кого завоевал отец. Тогда у царства гуннов не останется больше ни одного врага в целой вселенной.