Аттила
Шрифт:
На этот раз Греки ухитрились войти в тайные сношения с послом Эдиконом и предложили, что осыпят его золотом, если он тайно изведет Аттилу. Эдикон согласился, и для этого дела с ним же было отправлено от императора посольство, в котором находился и Приск, хотя ни сам посол, ни Приск ничего не знали о заговоре.
Отсюда и начинается дневник Прискова посольства. Прибыв в Сардику (ныне София) послы пригласили к себе на обед сопутствовавших им варваров. «За обедом, во время питья, варвары превозносили Аттилу, а мы,– говорит Приск,– своего государя. При этом один со стороны греков заметил, что неприлично сравнивать божество с человеком; что Аттила – человек, а Феодосий – божество. Унны пришли в ярость от таких слов. Послы понемногу обратили речь к другим предметам и всячески
Послы, однако, уразумели, что это был только предлог, а на самом деле Аттила готовился воевать за то, что не все беглецы были ему выданы.
На другой день они прибыли к шатрам Аттилы: их было у него много. Послы тоже хотели разбить шатры на одном из холмов; но Скифы им воспретили, говоря, что шатер Аттилы стоит на низменном месте в равнине, и что, следовательно, неприлично послам становиться перед ним на горе. Послы остановились там, где им было указано (по случаю этого, весьма простого обстоятельства в посольских приемах, как и по случаю упомянутого выезда Аттилы на охоту, писатели стараются найти здесь характеристику именно азиатских кочевнических обычаев, против чего возражает даже и г. Дестунис).
Аттила уже знал о заговоре на его жизнь: послы же этого не знали, отчего произошло замешательство в начальных переговорах, и им было велено тотчас же убираться домой, если они не скажут главной цели своего посольства.
«Уже мы вьючили скотину,– говорит Приск,– и хотели по необходимости пуститься в путь ночью, как пришли к нам Скифы и объявили, что Аттила, по случаю ночного времени, приказывает остановиться. Пришли другие Скифы с присланными от Аттилы запасами на ужин – речными рыбами и быком». На другой день, однако, сам уже Приск чрез сношения с приближенными к Аттиле устроил дело так, что посольство было принято. Помог Скотт, брат Онигизия (Оногоста).
«Мы вошли в шатер Аттилы, охраняемый многочисленною толпою варваров,– продолжает Приск.– Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль, а посол, подойдя к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: „Пусть с Римлянами будет то, чего они мне желают“».
Затем Аттила вдруг обратил речь к Вигиле, который был одною из пружин заговора. Он называл его бесстыдным животным за то, что решился приехать к нему, тогда как постановлено, чтоб Римские посланники не являлись, пока все беглецы не будут выданы Уннам. Вигила отвечал, что нет у них ни одного беглого из Скифского народа, все выданы. Аттила утверждал, что их у Римлян множество; что за наглость его слов он посадил бы его на кол и отдал бы на съедение птицам, если б не уважал права посольства.
После такого приема Вигила с Ислою был отправлен к царю в Византию, будто бы собирать беглых, а на самом деле за тем золотом, которое было обещано Эдикону. Послы же отправились следом за Аттилою дальше к северу. На дороге Аттила своротил в одно селение, в котором намеревался сочетаться браком с дочерью Эскамы. Он имел много жен, но хотел теперь жениться и на этой девице, согласно с законом Скифским (для утверждения, что Унны были Монголы, писатели объясняют здесь, что Аттила женился на своей дочери. Между тем имя Эскам по-гречески не склоняемо и еще неизвестно, как должно понимать; на дочери Эскаме, или на дочери Эскамы).
Послы на своем пути переехали несколько значительных рек: Дрикон (Мароз), Тигу и Тифис-Тибискус-Тейс. Явно, что они двигались ближе к Карпатам, к Токаю. Через реки их перевозили береговые жители на однодеревках и на плотах. В селениях отпускали им в пищу вместо пшеницы – просо, вместо вина, так называемый у туземцев медос – мед, известное Славянское питье. Служители послов получали тоже просо и питье добываемое из ячменя, которое варвары называют камос (по новым исследованиям доказано, что это был особый напиток Кам).
В одном месте, близ какого-то озера, послов застигла буря, так что среди наставшего мрака под ливнем люди разбрелись, кто куда, отыскивая с криком друг друга. Все, однако, сошлись в селении. Из хижин выбежали Скифы и стали зажигать камыши (лучину), которые они употребляют для разведения огня. При свете камышей объяснилось, в чем дело. Жители звали посольских людей к себе, приняли в свои дома и, подкладывая много камышу, согрели путников. Оказалось, что владетельницею селения была одна из жен Влиды, брата Аттилы. Она прислала послам кушанье с красивыми женщинами. Это по-Скифски знак уважения. Посты поблагодарили женщин за кушанье, но отказались от дальнейшего с ними обхождения. Они провели ночь в хижинах; наутро собрали свои вещи и весь день прожили в селении, обсушивая пожитки. Отправляясь в путь, послы пошли к царице, приветствовали ее и в благодарность за гостеприимство принесли ей взаимно в подарок три серебряные чаши, несколько красных кож, перцу из Индии, финиковых плодов и других сластей (овощеве разноличные), которые очень ценятся варварами, потому что там их не водится.
Послы ехали дальше и повстречали другое посольство к Аттиле от Аэция и царя Западных Римлян, посланное для укрощения его гнева за какие-то золотые священные сосуды, которые Аттила почитал своею собственностью, так как они составляли принадлежность завоеванного им города. Оба посольства остановились в этом месте и ожидали, пока Аттила проедет вперед, а потом продолжали путь за ним вместе с множеством народа.
«Переехав через некоторые реки,– продолжает Приск,– мы прибыли в одно огромное селение, в котором был дворец Аттилы. Этот дворец, как уверяли нас, был великолепнее всех дворцов, какие имел Аттила в других местах. Он был построен из бревен и досок, искусно вытесанных, и обнесен деревянною оградою, более служащею к украшению, нежели к защите. После дома царского, самый отличный был дом Онигисиев, также с деревянною оградою; но ограда эта не была украшена башнями, как Аттилина. Недалеко от ограды была большая баня, построенная Онигисием, имевшим после Аттилы величайшую силу между Скифами. Он перевез для этой постройки каменья из земли Пеонской (от Савы и Дравы), ибо у варваров, населяющих здешнюю страну, нет ни камня, ни леса; этот материал употребляется у них привозный.
При въезде в селение Аттила был встречен девами (быть может, по случаю его брака), которые шли рядами под тонкими белыми покрывалами. Под каждым из этих длинных покрывал, поддерживаемых руками стоящих по обеим сторонам женщин, было до семи и более дев, а таких рядов было очень много. Сии девы, предшествуя Аттиле, пели Скифские песни. Когда Аттила был подле дома Онигисия, мимо которого пролегала дорога, ведущая к царскому дворцу, супруга Онигисия вышла из дому со многими служителями, из которых одни несли кушанье, а другие вино. Это у Скифов знак отличнейшего уважения. Она приветствовала Аттилу и просила его вкусить того, что ему подносила, в изъявление своего почтения. В угодность жены своего любимца, Аттила, сидя на коне, ел кушанья с серебряного блюда, высоко поднятого служителями. Вкусив вина из поднесенной ему чаши, он поехал в царский дом, который был выше других и построен на возвышении».
Послы по назначению остановились в доме Онигисия, были приняты его женою и отличнейшими из его сродников и обедали у него. Сам Онигисий, бывший у Аттилы, не имел времени с ними обедать. Он только что возвратился из похода к Акатирам, где посадил на царство старшего сына Аттилы и доносил государю о своем поручении, а равно и о случившемся несчастии: царевич упал с коня и переломил себе правую руку.
Пообедавши, послы, однако, раскинули свои шатры близ дворца Аттилы для того, чтобы быть поближе от посольских совещаний. По этим шатрам можно доказывать, что и они были Калмыки.