Атын
Шрифт:
Алтаана рассмеялась:
— Ничего ты не поняла. Он пьяный шутил так. Но просить всегда плохо. Не верь, не бойся, не проси, так он сам говорит. Ладно, я поговорю с ним. А ты подумай, Магеллан хороший мужчина.
Пока девушки чесали языками, Магеллан с Мичилом уже вышли из речки и куда-то собрались. Сайнара снова подошла к нему и, потупив глаза, просила лошадь. Очень скромно просила. Но Магеллан не в духе. Отказал ей. Потребовал два мешка кизяка за то, что даст на время коня. Сайнара согласилась:
— Я принимаю твой слово, Магеллан из рода белого Ворона! Коня против двух мешков кизяка! — развернулась и гордо пошла прочь. Она больше не покажет свою слабость. А сама скользнула в кусты, смотреть, какие еще тайны у него.
А тайны были. Он стал простого пастуха учить счёту. И слова какие-то говорил,
Потом Сайнара пошла, подсела к женщинам, старуха зудела про то, что нынешние женщины ничего не умеют и ленивые. Вышивали. Сайнара показала новый узор, которому её научила нянька. Старуха повертела узор и что-то пробурчала одобрительное.
Утром Алтаана пришла и сказала, что Магеллан не даст лошади без кизяка. Сайнара её успокоила. Открыла ей секрет, что дед ищет Магеллана по всей степи, надо разузнать все его тайны, а только потом возвращаться. Алтаана согласилась, что тайн много, а когда самого Атына спрашивают про них, он отвечает, что это не для средних умов и возможен футуршок. Что это такое, тоже не объясняет. В общем, сплошная тайна.
— Почему его Атыном зовут?
— Так басматчи сказали, у Пяти Пальцев. Вроде он из пустыни пришел. Они его потом и абаасы называли, и шайтаном, и как только не называли. Они сейчас у нас кулуты.
— А что вы делали у Пяти Пальцев? Там же людей нет?
Алтаана рассказала историю пленения и освобождения и как они стали родом Белого Ворона.
— И что, он сам вот так всех и убил? — не верила Сайнара рассказу девушки.
— Так и убил. Мы не видели как. Вышли из-за камней, а они все лежат. Слышали, что-то хлопало, как кнутом и всё. А потом Талгат приехал, и мы ушли оттуда.
— Так вас Талгат уже видел? — удивилась Сайнара, а она дурочка, рвётся куда-то. Талгат деду всё расскажет и скоро пришлет сюда нухуров.
Потом Сайнара увидела, как Магеллан повел в кусты Ньургустаану. Кобель, похотливый жеребец! Весь разум у него ушел в сёк. Только и знает пить водку и делать это. Сайнара проводила их взглядом, а из кустов уже раздавались громкие стоны.
Когда раздался крик караульного, Сайнара собирала кизяк в поле. Налёт! Она побежала к женщинам, узнать, что делать. У деда такого не происходило. Как всё-таки трудно жить в слабом роду. Любой может напасть, будь у него желание. Когда Сайнара прибежала к юртам, Магеллан кричал, чтобы все исчезли с глаз. Но Дайаана сказала:
— Хватит, насиделись. Берем луки и сидим в кустах. Их шестеро, а что один Магеллан сделает против них?
— А как он сделал на Пяти Пальцах, обошлось же? — возразила осторожная Сандаара.
— Ну и что? Может сейчас и не получится. А в юртах сидеть – точно нас схватят. Это, кстати, парни из рода Халх.
Сайнара немедленно взвилась:
— Дайте мне лук! Халх не должен жить! Они нанесли мне оскорбление, я хочу им отомстить! Пойдем ближе к костру.
Сайнара выбрала себе лук по руке, взяла стрелы. Девушки осторожно пробрались в густой кустарник недалеко от костра, расселись. Сайнара видела и слышала всё. Как гоготали уверенные в своей силе бандиты. И Магеллан сидит так спокойно, будто его это не касается. Тряпка! Его поливают грязью, а он даже слова в ответ сказать не может. Она уже хотела выскочить из кустов, чтобы показать этому слизняку, как надо разговаривать с отрёбьем, как мгновенно всё изменилось. Магеллан небрежно махнул рукой, сверкнула золотистая искрящаяся дорожка, вожак вылетел из седла и свалился под ноги своим подельникам. Тут же Магеллан вскочил и начал пританцовывать возле коня, на котором к нему рванул ещё один бандит. Всадник никак не мог развернуться так, чтобы нанести удар саблей, Магеллан вдруг ударил коня по морде, раздался грохот. Всадник упал, Сайнара сразу же выстрелила из лука. Остальные тоже сделали по выстрелу, и все бандиты были мертвы. Лошади, испуганные грохотом, разбежались. У Сайнары начали дрожать коленки. Великий Тэнгри, что это было? Она села на землю, сердце колотилось. Девушки что-то щебетали, похоже, их ничто не пугает. Она поднялась и подошла к ним. Магеллан ругался, Ньургустаана, самая бесшабашная среди них, отвечала.
— Он что, всегда такой?
— Наш господин, он такой!
— Я спрашиваю, он на оскорбления всегда молчит?
— Почти. Он говорит, что собака лает, ветер носит.
— Я бы не выдержала, — Сайнара не понимала, как можно промолчать, когда тебя всячески обзывают.
— Господин говорит, что это как раз и рассчитано на слабовольных и незрелых личностей. Истинное Дао не требует слов.
— Что такое Дао?
— Иди у Магеллана спроси. Он иной раз как скажет, вроде все понятно, а ничего не понятно. Вроде хлопка одной ладонью. Как выпьет, так и мелет что попало. Прикоснитесь, говорит, к животворящему источнику, возьмите из сокровищницы мировой мудрости. Иногда кричит, да, гунны мы, с раскосыми и жадными очами. Обещает истребить мировое зло и наступить на горло собственной песне.
Сайнара в недоумении. Не сумасшедший ли этот Магеллан? Сумасшедший. Освободил кулутов, дал им оружие. Собираются вшестером идти убивать род Халх. Но она тоже пойдет. Теперь для неё пустить кровь роду Халх – любимое занятие. Пусть Магеллан что хочет говорит.
Талгат приехал к Урун Хая чуть позже отряда Мангута. Оказалось, что Тыгына здесь нет, он отбыл в город Тагархай, вместо Бэргэна. Сам Бэргэн вместе с Хаара Кыыс мотается по степи, ищет пропавшую внучку тойона. И заодно наказывает род Халх. Сколько событий за такое короткое время. Но это не помешало ему разобраться с Мангутом. В своё оправдание бывший десятник сказал важное – в Хотон-Уряхе непонятно что и они получили отпор. У Пяти Пальцев они никого не видели, только отобрали лошадей у конокрадов.
— Плохо смотрели, — резюмировал Талгат и разжаловал Мангута в рядовые.
После этого навестил жену, проверил, как дела по хозяйству и уехал с двумя десятками в город. С собой прихватил бойцов, что следили за купцами и бляхоносного пленника. Надо доложить Тыгыну о том, что он нашел Магеллан. Может бакшиш даст.
ГЛАВА 19
К нам прибыл мытарь, вот тебе и сон в руку. Это не было похоже на налёт налоговой полиции на офис средней компании по заказу обиженных жизнью конкурентов. Все было тихо и спокойно. На горизонте нарисовались тучи пыли и часа через три к нашей уютненькой фазенде приползла протокольная рожа. Старик, лет настолько преклонных, что, казалось, вот-вот рассыплется на ходу. Туча пыли вместе с сопровождающими её овцами остались у подножия холма. Я мельком глянул на это стадо. Не меньше тысячи овец, около полутора десятков охраны, пастухи, и с десяток волкодавов. Серьезное предприятие. Слуга закона одет скромненько – на парчовом халате вывешено не более полупуда золота, не считая мелких рубинов и сапфиров. После обязательных раскланиваний и уверений в совершеннейшем друг к другу почтении, мы расположились возле костра. Начали, как водится, издалека, о погоде. Мне хвастаться нечем. А старый пень выдал новость – род Халх нухуры Улахан Тойона за похищение внучки вырезали полностью. За исключением женщин и младенцев. Я всё-таки подозреваю, что вести по степи разносятся мистическим воздушно-капельным путём. Вчера ещё все были живы и, местами, здоровы. Ну и хорошо, по крайней мере, кровная месть и гонки по всей степи мне не грозят. Хотя жестокость расправы меня неприятно поразила. Следующий визит старик намерен нанести Будай ботору, тут рядом, дня три-четыре.
Девочки шустренько изобразили завтрак. Подали чёрствые баурсаки и едва тёплую шурпу. Тоже вчерашнюю, разумеется. У дедушки на лице фунт презрения к нищебродам. А нечего. Мы тут сами полуголодные. Ходють тут всякие, корми, пои. Последние праздники и так подорвали наше благосостояние.
Потом перешли к протокольной части. Я, как владелец девяти овец и сорока с чем-то там голов лошадей, должен был заплатить ежегодную десятину. Начались выматывающие переговоры о букве и сути налогового законодательства. Я старался наливать сморчку побольше бузы, с целью запутать следствие, но, увы. Калач оказался тёртый и простой бузой его не пронять.