Аукцион невинности. Его трофей
Шрифт:
Кривя губы от бешенства, говорю как можно спокойнее:
— Конечно, профессионалка. Несколько километров плечевых или дальнобойных, или как там нас ещё называют? Трассы, километры трасс, Адам. От Москвы до Магадана, так и научилась. Потом ещё несколько курсов прошла, тут в Москве чего только не научат, курсы не только как выйти замуж за богача путём аукциона, но и минету научить могут, я-то уж не один курс не пропустила. Так что тебя поимели, Адам, на писечке моей плеву проверили, а на ротике
— Молчать, — он сказал тихо, но я тут же заткнулась.
Вот за это я тебя особенно ненавижу. Как ты успел меня настолько… чтобы по одному приказу…
Закрыла глаза и молча стояла, едва сдерживая слёзы от обиды, злости и острого чувства беспомощности. Называется, решила поблагодарить за неземные ощущения, хрен тебе теперь чего, гаду такому, будет теперь тебе бревно в постели.
О том, что я уже представляла себя и его в постели, я постаралась больше не думать. Лучше вообще совсем ни о чём не думать.
И не думать о том, что меня уже не стискивают, а поглаживают. Перебирают волосы. Касаются груди так, что снова остро вспыхивает желание.
— Будешь продолжать трогать, — шиплю я, — точно ударю. Отойди.
Вместо этого он впивается губами в мою шею, рисуя языком на коже что-то дико возбуждающее. Пытаюсь дёргаться, драться — бесполезно. Он готов к этому, держит умело и крепко, не давая ни шанса причинить себе хоть малейший вред.
Меня накрывает. Не выдерживаю, по щекам льются слёзы — я обвисаю в его руках и неслышно, стиснув зубы, плачу.
14. Кофе
Дышу глубоко, стараясь остановить слёзы. Всхлипы удаётся удержать, а вот слёзы просто катятся по щекам, с ними я совсем ничего сделать не могу.
Закрываю глаза. Пусть. Именно сейчас я готова сдаться. Впервые за долгое-долгое время.
Я точно помню, когда я последний раз чувствовала подобное желание — перестать сопротивляться, барахтаться. Очень хорошо помню. Меня тогда кинули с заказом, за аренду была просрочка, я сама не ела, пытаясь скормить подобранному на улице котёнку макароны с недо-тушёнкой, а денег не было даже на проезд.
Кстати, ведь меня тогда именно Анька выручила. Подкинула несколько заказов.
Я пешком шла часа три до заказчика, потому что денег на транспорт не было, но пытаться бесплатно проскочить или попросить денег у кого-то, даже у той же Аньки, гордость не позволяла. Котейку, я кстати, пристроила потом в добрые руки, убедившись, что там на корм точно денег будет хватать.
Тогда не сдалась. А сейчас… Этот гад… Всё это… Как меня так быстро раскатало? Не хочу плакать! Только не при ком-то. Только не при нём. Что сделать, чтобы он свалил? Я вообще хоть что-то могу сделать?
Адам прикусывает мочку моего уха — меня начинает трясти. Слёзы
Осознаю, что он разворачивает меня к себе. Обхватывает руками моё лицо и поглаживает большими пальцами мокрые щёки.
Слышу тихий приказ:
— Посмотри на меня.
Подчиняюсь и смотрю. Плачу я, кстати, некрасиво. Это я тоже про себя знаю. В такие моменты моё лицо искривляется, покрывается белыми и красными пятнами.
Такой ценитель женской красоты, как Адам, должен меня сейчас призывать к порядку, заставлять успокоиться. Или хотя бы дождаться, когда мои слёзы пройдут.
Но он рассматривает моё лицо и глаза, скользит подушечками по мокрым щекам.
— Почему плачешь? — спрашивает.
Закрываю глаза, изо всех сил стараясь не сорваться.
— Смотри на меня, — в его голос вплетаются стальные нотки, — и отвечай.
Прерывисто дышу.
— Слабо же меня держишь, — едва слышно говорю я. — Могу же в пах долбануть так, что…
— Не можешь, — перебивает он. — Ты горячая, местами напрочь отбитая, но не дура.
Открываю глаза и смотрю на него.
Адам хмуро рассматривает меня. Долго. А потом идёт на кухню, взяв меня за руку. Через два шага скидываю шпильки, иду босиком, одёргивая задравшееся платье.
Он бесцеремонно усаживает меня на высокий барный стул, открывает шкафчики, что-то капает в стакан с водой.
— Пей.
Вода немного пахнет какой-то невнятной медициной, но мне плевать. Выпиваю. Адам отходит к окну, долго в него смотрит. Я сижу молча, глядя на свои пальцы, и ковыряю заусенец.
Может из-за молчания, может из-за адамской воды, но меня отпускает.
Адам, наконец, поворачивается ко мне.
— Из-за чего плакала? — спрашивает.
Глубоко вздыхаю. Отвечаю, глядя ему прямо в глаза.
— Накопилось.
— Конкретнее.
— Вчера утром меня купили. До этого я три дня тряслась от страха в клубе, пока меня лапали, раздевали, угрожали. После этого…
Я растеряно оглядываю кухню, не зная что сказать. Что сказать? Что меня привезли в богатый дом и доводят до оргазмов?
Шумно выдыхаю и закрываю лицо ладонями.
— Ты не ответила на вопрос.
Вздрагиваю оттого, как близко он задаёт этот вопрос. Вскидываю голову. Так бесшумно и быстро подошёл…
Адам стоит в шаге от меня, скрестив руки на груди.
Похоже, не отстанет. Чувствуя опустошённость, я отвечаю честно, опустив глаза на свои руки и снова терзая заусенец.
— После того, как ты меня… на диване… — сглатываю, зажмуриваюсь.
Он молчит. Облизываю губы и продолжаю.
— Мне стало… очень хорошо. Ты… Я думала… Это описывают как… Короче, ничего хорошего не слышала. А с тобой…