Аукцион невинности. Его трофей
Шрифт:
Я краснею, чувствую, что щёки пылают, боюсь поднять на него глаза, иначе точно не договорю.
— Не было неприятно, — продолжаю тихо, — хотела… Показалось правильным… короче захотелось отблагодарить, а ты… — заканчиваю шёпотом.
Снова дёргаю заусенец, под ним показывается розовая кожица, ещё немного, точно до крови раздеру. Он накрывает мои пальцы своими сильными и длинными, останавливая непотребство. Держит в руке, поглаживая подушечкой мой ноготь. Молчит.
— Мне стало очень обидно, — едва слышно шепчу
И чего я перед ним распинаюсь? Поджимаю со злостью губы. Он касается моего подбородка, приподнимая. Мотаю головой, смахивая его руку.
Хватает снова, сжимает жёсче, поднимает моё лицо. Смотрю на него злобно глаза в глаза.
Смотрит. Молчит.
— Я буду говорить тебе то, что сочту нужным, — наконец, произносит он.
Я неожиданно усмехаюсь.
— Тогда сначала прочитай руководство для кинолога.
Адам вопросительно приподнимает бровь.
— Кинологи. Специалисты такие, — охотно поясняю я. — С собаками работают. Желательное поведение надо закреплять лаской, а нежелательное пресекать. Я думала, положительные эмоции от минета входят в желательное поведение, или я ошибаюсь? А ты прям жёстко сейчас отбил любую охоту хоть что-то…
Я обрываю себя. А с чего я взяла, что я вообще хочу что-то для него делать?
— Разве что перед тобой стоит задача помучить меня как следует. Ах да, когда я злюсь, у меня темнеют глаза, и это зрелище тебе нравится. Поэтому ты меня намеренно злишь.
— Когда ты плачешь, мне не понравилось, — сообщает он.
— Тогда рекомендую меня злить, но в рамках, а то я сейчас в таком состоянии, что реветь буду по поводу и без.
— Ты даёшь мне рекомендации? — на его губах появляется намёк на улыбку.
Вздыхаю.
— Да, даю.
Адам улыбается шире. Оставляет меня в покое и отходит к шкафчикам. Открывает, достаёт банки, звенит зёрнами в кофемолке. Кухню наполняет умопомрачительный аромат. Адам включает варочную панель и ставит на неё блестящую медную турку.
Несмотря на моё прибитое состояние, всё равно любуюсь этим красивым мужиком. Отточенные движения. Хищная грация. В этом чёрном костюме на белоснежной кухне он смотрится особенно эффектно.
Наливает чёрную жидкость, которая выглядит скорее нефтью, чем кофе, в крохотную чашечку, садится на высокий стул у барной стойки, пригубливает и смотрит в окно.
— Тебе не наливаю, — говорит он, — потому что успокоительное выпила. Этот кофе сильно тонизирует, тебе сейчас ни к чему.
— Ты кажешься достаточно протонизированным, — не удерживаюсь и комментирую я.
Он пожимает плечами.
— Я всю ночь не спал. Прошлую тоже. Хотел с тобой в ресторан сходить, позавтракать, но ты… — он окидывает меня мрачным взглядом, — увидел тебя в этом, просто башню сорвало. Разозлился.
Я аж опешила от такой откровенности.
— На что разозлился-то?
—
Не нахожу, что ответить. Адам залпом допивает кофе, подходит ко мне. Хватает за талию, усаживает на барную стойку. Прежде чем успеваю опомниться, сдёргивает с меня трусики.
Я вцепляюсь в его плечи, а он хватает меня за бёдра и усмехается.
— Поощрять хорошее поведение, говоришь? Хорошо, Виктория. Сейчас ты в целом ведёшь себя хорошо: не пытаешься меня бить и ведёшь осмысленную беседу. Это поведение я собираюсь поощрить.
Адам давит мне на грудь, опрокидывая на спину, раздвигает широко мои ноги и смотрит мне прямо туда…
— Роскошная. Нежная и сочная. Сутками бы рассматривал. Говоришь, на диване понравилось? Давай усугубим.
15. Ресторан
Не успеваю ничего сделать. Он накрывает ртом мои половые губы и проводит по ним языком.
Меня выгибает от острейших ощущений. Вцепляюсь в его волосы.
— Нет! — я вскрикиваю, — не надо, не делай… ах…
Он отрывается, смотрит на меня, сжимая мои раскрытые бёдра.
— Почему не надо? — улыбается.
— Я только что в истерике каталась, — цепляюсь за соломинку, — ты мои мозги вообще всмятку превратить хочешь?
Он пожимает плечом, снова рассматривает мои половые губы. От откровенного взгляда меня накрывает желанием. Чувствую, как между нижних губ выступает влага.
— Ты дико сексуальна, Виктория, — не прекращая меня рассматривать, говорит Адам. — Чистый секс в концентрированном виде. Как стоишь, как смотришь, как говоришь. Особенно то, как ты реагируешь на меня.
— Да, я реагирую! — огрызаюсь я, чувствуя, что всё больше краснею. — Но это не повод…
Не знаю, от чего я краснею больше — от стыда из-за его откровенных действия или от того, что мне очень приятны его слова. Конечно, приятны. От такого мужчины комплимент получить. Но это не меняет моей ситуации и бесстыдства всего происходящего.
— Адам, отпусти меня, — прошу его тихо. — Да, мне приятно и хочется, но мозги взрываются, ты мне психику и так уже раскатал, дай хоть немного в себя прийти и очухаться, ты же как неандерталец набрасываешься…
— Ого, моя рыжая малышка учится просить и даже требовать, — широко улыбается он. — Интересный побочный эффект дрессировки, но мне нравится.
Пока я залипаю на его неожиданную улыбку, совершенно теряясь, что на это могу ответить, Адам хватает меня, ставит на пол и ведёт за руку наверх, на второй этаж.
Быстрый он всё-таки. Не успеваю за сменой его решений.
Заводит в спальню и начинает перебирать вешалки в шкафу. Бросает на кровать тёмно-зелёное длинное платье. Усаживается в кресло у окна и смотрит на меня.