"АукцЫон". Книга учета жизни
Шрифт:
«Предатель» и Дятлов
Семь лет проучившийся в юности в музыкальной школе по классу скрипки Евгений в дальнейшем посчитал себя «театральным человеком» и роком интересовался, «как многие студенты, просто на любительском уровне». «Несколько раз я бывал на рок-клубовских концертах, — рассказывает Дятлов, — но „АукцЫон" живьем никогда не слышал, да и на кассетах тоже. Видел эту группу лишь во „Взломщике". Однако как только пришел на их первую репетицию, контакту нас установился сразу. Приняли меня здорово, и я понял, что это ребята моего склада и духа».
— Когда я приглашал Дятлова к нам, то ни его самого, ни его вокальных возможностей не знал, как и прежде в случае с Рогожиным, — объясняет Озерский. — Но нам требовался фронтмен
— При первом знакомстве, на репетиции, Женя поразил нас не меньше, чем когда-то Рогожин, — говорит Гаркуша. — Он, один в один, спел что-то из Queen, да еще и классно сыграл на скрипке. Федоров просто упал.
— Дятлов понравился мне намного больше Рогожина, — признается Леня. — Он вообще музыкально одарен. Интонировал он интереснее Сергея, хорошо владел голосом, играть умел. На первой репетиции Женя взял скрипку и с ходу сыграл то, что нам было нужно.
— Тогда готовился альбом «Как я стал предателем», — продолжает Дятлов. — И, честно говоря, не со всеми исполнительскими задачами я сразу справлялся. Где-то до необходимого уровня не дотягивал. Некоторые песни мне давались, некоторые нет. Я спел «Охотника», «Лети, лейтенант», вдвоем с Леней сделали «Новогоднюю песню», в «Сосет» сыграл на скрипке… Все были довольны. Но мне хотелось петь и «Вечер мой», и «Лизу». Попробовал. Ребята, однако, решили пока ограничить меня несколькими композициями.
В апреле 1988-го Евгений отправился с «Ы» на гастроли в Калининград, а затем поучаствовал еще в нескольких выездных концертах.
— Стоял на сцене, на скрипочке играл, — говорит о тех выступлениях Дятлов. — Мне даже давали что-то попеть. Но мало. Я-то чувствовал в себе фронтменские амбиции. У меня же еще в ранние студенческие годы был опыт участия в группе. В Харькове я пел в команде «Отражение», сочинял песни. А в «АукцЫоне» по-настоящему свое место мне найти не удавалось. Это очень цельный коллектив. Там каждый подхватывал музыкальные идеи друг друга буквально с полтычка. К тому же у группы был очень выразительный, абсолютно самостоятельный, ни на кого не похожий образ. В пору повального увлечения гражданским роком с политической составляющей «АукцЫон» находился от него в стороне. Ребята придумывали собственный мир, ставили свои вопросы. Конъюнктурные моменты их мало волновали.
— Диссидентами типа Ордановского или Гребенщикова или непримиримыми борцами с режимом вроде Миши Борзыкина мы никогда не были, — объясняет Гаркундель. — Максимум, что лично я мог сделать, — советский флаг по пьяни с какого-нибудь дома в праздник снять. Не от большого политического протеста, а не знаю зачем. Просто хотелось флаг домой принести…
Но сотрудники КГБ меня, естественно, всегда контролировали. Подходили, вызывали, спрашивали, просили. Допустим, не расскажу ли я поподробнее о Джоанне Стингрей или еще каких-то людях. Разумеется, я косил под дурака, обещал, что как только появится возможность, обязательно, дорогие товарищи, всем вам расскажу, проинформирую. И, конечно, ничего подобного не делал.
«Комитетчики» в тот период, кстати, ничем меня не стращали, наоборот, заманивали. Предлагали в обмен на сотрудничество обеспечить, например, нужным количеством билетов на любые рок-клубовские сейшены. А это была очень актуальная тема: знакомых девушек у нас имелось много и всех их требовалось на концерты проводить.
— Политика как-то мимо меня шла, — развивает мысль Озерский. — Хотя кого-то из моих бывших одноклассников забрали, скажем, в Афганистан и даже там ранили. Я выражал им свое человеческое сочувствие, но к политическим
Есть внешний мир, в котором мы существуем и учитываем его законы. Однако меня всегда больше интересовало происходящее у меня внутри, то, чем хочется поделиться с окружающими, нежели злободневные протесты. И та же строка из «Новогодней песни» — «дети в сугробах шумно играют в Афганистан…» — не имела политического контекста. Это описание окружающей действительности. Я сижу дома, и мне страшно выходить на улицу, поскольку там бродят гопники, еще какие-то стремные субъекты.
Из аллегорической рефлексии Озерского, композиторского азарта Федорова, «осколков» вдохновения Гаркуши, уже начавшего ускорение в сторону алкогольной нирваны, импрессионистских ска-фанковых аранжировок Литвинова, Рубанова и Матковского вылупился поворотный «аукцыоновский» альбом «Как я стал предателем», обозначивший каркас всего дальнейшего творчества «Ы». Отсюда начинается отчаянно-изломанная речь маленького, встревоженного «аукцыоновского» героя, разглядывающего Вселенную в свой внутренний микроскоп и опасливо прислушивающегося к каждому шороху в подворотне. Гротеск, переходящий в абсурд, а далее — в любовь и обратно — вот формула движения «Ы», отныне и навсегда. «Мы тени, мы цели…», «Ветер вспугивает мой спокойный сон…», «Как на зов мне выйти — тьма со всех сторон…», «О, милый друг, где тяжесть ваших рук?..»
Был я случайно в нынешней чайной, Понял секрет — Нас просто нет, вот беда, И в принципе не было, видимо, вообще никогда. Синие флаги, витражи, миражи… Как же жить, что делать?— С моей точки зрения, «Предатель» — тот альбом, где мы перешли от песен, идущих, что называется, от головы, к немного метафизическому материалу, к попыткам расшатать установленные нами же рамки, — рассуждает Озерский. — В процессе работы над этой программой я ощутил некий собственный рост, почувствовал, что взрослею и мыслю иначе, чем раньше.
Впервые в своей практике «АукцЫону» довелось продуктивно поработать в нормальной студии ЛДМ именно на записи «Предателя», в мае 1988-го. Леня вошел в нее уже профессиональным, по сути, музыкантом. Незадолго до того ему пришлось-таки уволиться из производственного объединения «Русские самоцветы», куда он попал после институтского распределения и где числился инженером. «В конце зимы мы с Гаркушей поехали в Москву на „Фестиваль надежд" столичной рок-лаборатории, и я прогулял несколько рабочих дней, — признается Федоров. — В принципе, меня должны были по статье уволить, но тетки, работавшие со мной, за меня вступились, и я уволился по собственному желанию».
Желание такое созревало у Лени давно и реализовалось вполне кстати. Ясно было, что как на специалиста «по термической обработке металлов и сплавов» на Федорова стране рассчитывать не стоит. Но на первых порах после окончания вуза определить куда-то свою трудовую книжку и получить хоть какой-то гарантированный окладу молодого специалиста резон имелся. С развитием же концертной деятельности «Ы» и перестройки в стране трудовые будни превратились в обузу, от которой не только Леня, но и другие «аукцыонщики» постепенно освободились. Средства к существованию стали приносить непосредственно концерты. Как гласит антология «100 магнитоальбомов советского рока», только на запись альбома «Как я стал предателем» «АукцЫон» выложил «две с половиной тысячи рублей, честно заработанных на первых легально-коммерческих выступлениях».