Авалон-2314
Шрифт:
Я повернулся к бревенчатой избушке с крупной надписью над резной деревянной дверью: «Выход». Шагнул за порог и вновь оказался на улице, в вирте.
Отсюда можно было хорошо рассмотреть лозунг на зеркальной башне позади лыжной базы «Куршавель». Он словно явился из прошлого, причем из китайского прошлого: «Одна семья – один ребенок». Чуть пониже значилось: «Государственная программа».
Интересно. Людей из прошлого воскрешают, причем делают это целенаправленно, а рождаемость ограничивают. На всех живших и живущих места на Земле все же не хватает? Или существуют более глубокие причины?
Продолжая
Под вывеской «Чайлдфри» значилось: «Некоммерческая организация». Судя по масштабам некоммерческой организации, поддержку она имела нешуточную. Скорее всего, государственную. Ибо откуда у такой ренегатской организации спонсоры? А государственная политика может быть разнообразной и причудливой.
Проспекты вирта во многом походили на улицы обычных городов. Журчали фонтаны, шелестели деревья, мигали информационные панели, и даже из окон зданий выглядывали любопытные боты. Правда, некоторые перекрестки расходились не четырьмя, а шестью, а то и восемью направлениями – при этом угловые дома были не остроугольными, а вполне правильной формы. Издержки кибернетической реальности.
На одном из таких восьмиугольных перекрестков на меня едва не налетел светловолосый парень в классическом сером костюме. Синий галстук в черную полоску, туфли с загнутыми острыми носами, старинные механические часы «Омега» на руке. Не иначе бот. Слишком строго одет.
– Ну, здравствуй, дедушка, – приветствовал он меня.
* * *
Почти час Хонгр выходил к перекрестку дорог неподалеку от речки, в то место, которое сам указал Лилии. Прежде он там не бывал, место нашел по подробной спутниковой карте – не слишком далеко от его базы и на приличном удалении от струнной дороги. Новомодных трасс Хонгр инстинктивно сторонился. Когда он впервые увидел опору, ему показалось, что оттуда за ним наблюдает несколько камер. Как оказалось, предчувствия его не обманули – на каждой опоре действительно имелось несколько камер технологического наблюдения за состоянием струны, да и за окрестностями тоже. Картинку с них не мог получить только ленивый – камеры открывали доступ к информации практически по первому требованию, нужно было лишь грамотно его оформить.
Грунтовые дороги в Монголии не такие запущенные, как в большинстве точек земного шара, где люди ездили по струнам или ходили пешком. Здесь автомобиль по-прежнему играл немаловажную роль в качестве средства передвижения. Некоторые состоятельные граждане страны Чингисхана летали на маленьких маневренных самолетах или на вертолетах, но такие машины стоили дорого, еще дороже обходились в обслуживании, а применимы были, пожалуй, лишь при полетах на большие расстояния, да и сесть, несмотря на маневренность, могли не везде. Лес и высокие скалы – помеха для посадки вертолета, о самолете и говорить нечего.
Монголия, как ни странно, оставалась пустынной даже в двадцать четвертом веке. По дороге к месту свидания Хонгр не встретил ни одного человека. Лишь издали видел пастуха, гонящего куда-то табун лошадей. На всякий случай Хонгр спрятался за камень и подождал – партизанская привычка взяла свое.
Под высокими белыми облаками парили, высматривая в траве добычу, хищные птицы: то ли орлы, то ли ястребы. Хонгр не знал точно, а обращаться к электронной энциклопедии не хотел – какая разница, ястреб, орел или сокол? Пусть мыши интересуются.
Выгоревшая за лето степь выглядела не слишком красиво. Скоро здесь, высоко над уровнем моря, начнутся заморозки. Неплохо было бы на зиму податься в Австралию или, скажем, на Филиппины. Интересно, может ли комитет оплатить ему перелет и проживание? В девятнадцатом веке проблем бы не возникло. Профессиональных революционеров не хватало, а богатых спонсоров имелось в избытке. Сейчас проблема не в том, чтобы найти спонсора, а в том, чтобы легализовать деньги. Проще говоря, отмыть. Финансовые потоки под гораздо более строгим контролем механического разума и его прислужников, чем монгольские степи и даже улицы самого крупного и населенного города. Деньги по-прежнему правят миром, только еще более изощренно.
Стоит подумать о том, чтобы уехать в пятнадцатимиллионный Сидней или в трехмиллионный Брисбейн, затеряться в рабочих трущобах – такие ведь есть и сейчас, только называются «социальным жильем»… Можно даже устроиться на какую-нибудь простую, не требующую высокой квалификации работу, по вечерам ходить купаться в океане. Съездить на выходных в Новую Зеландию – там сейчас сплошь заповедники, пишут, что туристы не окончательно их затоптали…
От размышлений Хонгра отвлек шум мотора. На дороге показалось облако пыли. К перекрестку мчался белый джип. Обтекаемая форма, раскинутые по обе стороны крыши острые крылья солнечных батарей, тонированные стекла.
В очередной раз поймав себя на мысли о потенциальной слежке, Хонгр разозлился. Он поднял голову, посмотрел в чистое синее небо и громко заявил:
– Я вас не боюсь. Вы меня бойтесь, легавые!
Если за ним следят в реальном времени, то это послание прочитают: не по звуку, так по губам. Хотя, если его действительно вычислили, вполне могут прочитать мысли, снимая дистанционно электрические импульсы, излучаемые мозгом. От нынешней охранки ничего не утаишь. Главное – не попасть им в руки.
Хонгр хлопнул себя по накладному брючному карману, в котором лежала миниатюрная осколочная граната, приводимая в действие мысленным приказом. Живым он не сдастся, пусть не надеются.
Автомобиль резко затормозил, стекло опустилось. Лилия была в темных очках и в красной косынке. Словно из партизанского отряда. Неужели все-таки подсадная уточка? Нет, не стали бы его покупать так явно. Или все-таки стали?
– Не узнал? – сдержанно улыбнувшись, спросила девушка.
Хонгр смотрел на нее молча.