Авалон
Шрифт:
— Что? — подхватил я.
— Не настолько она любила этого толстосума, разве что его деньги! От этого не вешаются!
Я, кажется, громко глотнул. Деньги, выходит, любила, а не его? Ну вот, еще одна романтическая греза носом об стенку!.. И еще меня упрекают в цинизме.
Я оглядел квартирку из которой все ценное хозяйка, конечно, уже утащила, но выбросить остальное пока не успела. Да уж, казалось бы, как тут не любить деньги? Но в таком случае своей стезей выбирают не роль школьной учительницы, верно? Чья судьба — быть беднее церковной мыши, да вдобавок еще зачастую синим чулком и старой девой.
— Врете вы, милая девушка, — сказал я ласково, почти нежно. — Она его любила. Репутацией своей пожертвовала, а ведь знала, что ничего ей не светит.
Джейн хохотнула, потом замолчала, и на ее глазах выступили слезы. Она упрямо покачала головой.
— Нет!..
— Нет? Хотите, я скажу вам, что она сказала на самом деле? — Я уже вошел в роль, почувствовав прилив вдохновения, ощущая себя магом, волшебником, могучим повелителем слов!.. А ведь именно слово — великий зародыш мира! Джейн уставилась на меня во все глаза, и даже лицо ее стало испуганным и осунувшимся, когда она увидела в моих глазах пророческий блеск — он ее просто заворожил. — Она сказала: «Милая Джейн, я с самого начала знала, что этим кончится, и не питала никаких иллюзий. Но поверь мне — это того стоило! Все на свете имеет конец. Но если страшиться этого, то лучше не рождаться на свет! Я была счастлива недолго, но дорожи я своим именем на потребу всем безмозглым старухам, я не была бы счастлива никогда! А теперь мне остается только жить дальше, храня в сердце этот свет! И я это переживу! Что было — прошло!..»
Джейн фыркнула.
— Ладно разливаться, мистер. Она только и сказала, мол, что было прошло. Я знала, что этим кончится, ничего — переживу. А вы тут чего наплели?
Я закатил глаза, и подумал, что на месте Маргарет точно бы повесился…
— И все-таки она бы не повесилась, — укоризненно сказала Джейн. — Не по-христиански это. И совсем на нее не похоже. Она сильная была. — Джейн шмыгнула носом. — И добрая. Сильные — вешаются. А добрые — нет…
Я фыркнул.
— Ее убили, — мрачно заявила Джейн. — Девушку всякий обидеть может. — Она покосилась на нас и сказала предупреждающе: — Только попробуйте.
Джордж закудахтал:
— Да что вы, милая, господь с вами. Все, что вам от нас грозит, это получить пару-другую шиллингов за ценную информацию.
Девица вытащила носовой платок не первой свежести, высморкалась, и заметно приободрилась.
— А вы точно не из полиции? — подозрительно уточнила она.
— Боже упаси, — сказал я. — Мы честные газетчики…
— Знаю, знаю, — сварливо отмахнулась девица, — писаки подколодные… Только и горазды языком трепать да людей путать. Ну, так если вы не из полиции, я вам еще кое-что скажу. Маргарет мне вот что сказала про тот ужас: «Не мог мой Эдди так поступить, он настоящий джентльмен!» Как будто настоящие джентльмены девушек бросают… И добавила: «Я докопаюсь до правды! Видит бог, докопаюсь! Жизнь этому посвящу!» Это ее и сгубило… Такие вот дела, — и она снова схватилась за носовой платок.
Джордж молча, как настоящий джентльмен, протянул ей и свой. Джейн взяла.
— Что-то в этом есть, Джек, — проговорил Джордж, подняв на меня глаза. — Девушка клянется докопаться до правды, а потом ее находят в петле. Прямо слезы наворачиваются! Отличный материал для статьи!.. Черт побери…
Джейн гневно швырнула в него платком. Своим. Мокрым.
— Ты ей веришь? — спросил Джордж, когда мы вышли из дома, и шли вдвоем по грязной улочке, в которой невесть откуда имелись не только отбросы, поступающие из соседних окон, но и кучи конского навоза, хотя я мог бы почти поклясться, что кэб здесь не проедет.
— А ты — нет?
— Не знаю, — беспечно сказал Джордж. — Зато статья будет интригующая. Конечно, настоящего имени этой молодой особы мы не дадим, и так сойдет. Ну, на всякий случай.
— На какой? — ехидно поинтересовался я. — На тот, чтобы и ее не укокошили, на случай, если не все виновники торжества на том свете? А говоришь, не веришь.
— Это ты не веришь, — безапелляционно заявил Джордж. — А ты — мой патрон. И что бы ты ни сказал, я отвечу: «да, сэр!».
— Врешь, — сказал я уныло и вытащил из кармана письмо. — По крайней мере то, что они порвали раньше — правда. И угадай, где я это нашел?
— Не похоже, что в камине.
— В корзине с бельем. А о чем это говорит?
— Ты что, спятил? Понятия не имею.
— Да о том, что оно было ей дорого, несмотря ни на что, остолоп! Поэтому я и сказал, что она его любила.
Джордж шмыгнул носом.
— Что, простудился?
— Ну тебя… — проворчал Джордж.
Мы — газетчики — прожженные циники. Это всем известно.
Этот тип ворвался в редакцию с боем, сжимая в руках свежую «Феникс-газетт», а в зубах — трубку. Чертыхнувшись, я выхватил из стойки трость, а Джордж принял боксерскую стойку, довольно привычным манером, надо признаться. У нас и не такое случается.
Экспансивный субъект застыл на пороге, хлопая глазами.
— Вы меня помните?! — вопросил он.
— Отлично, — сказал я. — Вы спустили меня с лестницы. Ну, а теперь, мы спустим вас!
— Нет, нет! — воскликнул он, отпрыгнув на полшага. — Я пришел извиниться!
— Что-что? — переспросил Джордж.
Субъект потряс в воздухе газетой.
— Я прочел вашу статью! Если исключить гнусную репортерскую манеру выражать свои мысли со всякими шуточками да прибауточками, она на меня подействовала как целительный бальзам!
— Что-что? — переспросил я.
Субъект гнусно ухмыльнулся и, поняв, что грубой лестью купил себе безопасность, шагнув ближе, бросил газету на стол и ткнул в нее пальцем с торжественностью полководца, тыкающего пальцем в карту со словами: «Тут-то мы им и врежем!»
— Вот! — провозгласил он.
«Ну и что? — кисло подумал я. — Статья-то моя. Что там может быть нового?»
— Что — вот?
— Вы не согласны с полицией! — восторженно провозгласил субъект.
— Скажем так, мы сомневаемся.
Субъект подарил мне умиленный взгляд.
— Друг Эдгара Элсмира — мой друг, — патетически заявил он. — Я-то думал, вы такой же стервятник, как остальные. Да и репутация, хм… у вашей газетки…
— Ну, и чем же я отличаюсь от остальных? — перебил я довольно враждебно.
— Да тем, что все только и рады полить высший свет грязью! А вы взялись за такое благородное дело и пытаетесь восстановить доброе имя ни в чем не повинного, благороднейшей души человека…
Чихать мне было, кто он там и какая у него душа…