Авантюрист

Шведов Сергей Владимирович

— Какого черта! — не в силах был он сдержать эмоции. — Эти-то откуда взялись?

Тюрин в ответ лишь сокрушенно развел руками, демонстрируя свою непричастность к чужой и лично ему не совсем понятной игре. Слегка растерявшаяся от нашего повторного визита Носова все-таки в этот раз предложила нам кофе. Юрлов пожал плечами и неохотно присел к столу. Выложенная на стол Черновым папка заставила Павла Эдуардовича слегка поднапрячься, он даже надел очки, мгновенно сообразив, что его собираются шантажировать. В этой скромной папке были собраны и скрупулезно обсчитаны если не все грехи Юрлова, то весьма значительная их часть, а тянули они в случае

передачи досье в суд лет этак на пятнадцать по меньшей мере. Особенно убойными в этом смысле были откровения подполковника Храпова, с которым Павла Эдуардовича связывали давние отношения, и не только на поприще производства фальшивых купюр. Одного я не мог понять: зачем далеко не бедному банкиру Юрлову понадобилось ввязываться в столь грязный бизнес, как торговля наркотиками?

— Деньги не пахнут, — отмахнулся Юрлов, тщательно изучающий досье. — Какая разница, как их зарабатывают? В конце концов, я же не произвожу и не сбываю это зелье. А суммы, как вы знаете, там крутятся громадные.

— Так и сроки тоже немалые, — дал справку юрист Чернов.

— И кто из крупных наркодельцов был отправлен на нары? — не остался в долгу Павел Эдуардович.

— У вас есть шанс открыть этот список, — прозрачно намекнул я банкиру.

— Не пугайте меня, Феликс, — поморщился Юрлов. — Просто в рыночном обществе любой труд должен быть оплачен, в том числе и труд по сбору этого замечательного досье. Но какой негодяй этот Храпов! Неужели он не понимает, что, сдавая меня Вощанову, подписывает себе смертный приговор?

— Здесь вы не совсем правы, Павел Эдуардович, — возразил я. — Для Храпова это был единственный шанс уцелеть, и он им воспользовался. Генерал Вощанов управляет структурой, способной защитить ценного свидетеля.

— Ценного свидетеля защитить может, а бесценные бумаги прохлопал самым бездарным образом, — с укоризной посмотрел на Тюрина Павел Эдуардович. — Я не узнаю Николая Емельяновича, такой чудовищный прокол! Два провинциальных авантюриста обставили солидных людей в три хода.

— На всякого мудреца довольно простоты, — пожал плечами Чернов.

— Хорошо. — Юрлов закрыл и отложил в сторону папку. — Сколько вы просите за эти бумаги?

— Их стоимость определили не мы, а генерал Вощанов. Двести пятьдесят миллионов долларов, Павел Эдуардович, нас вполне устроят.

— Шутить изволите, Феликс Васильевич, — окрысился Юрлов. — Я готов заплатить пятьдесят миллионов, и ни цента больше. Да и то только в том случае, если вы дадите мне гарантии невмешательства Вощанова. Ибо пока генерал жив, всем вашим угрозам, Феликс, грош цена, вы просто не осмелитесь носа высунуть с этими бумагами.

— Вы меня недооцениваете, Павел Эдуардович. Кроме всего прочего, никто не помешает мне передать эти бумаги генералу за приличные отступные. А уж он-то сумеет раскрутить процесс и против банкира Юрлова, и против его подельников. Если вы надеетесь на покровителей в высших сферах, то напрасно. Никто не станет прикрывать фальшивомонетчиков, если их судьбой заинтересуются Соединенные Штаты. Ваши подельники, Павел Эдуардович, слишком увлеклись и влезли в ту сферу деятельности, где конкурентов не терпят. Тем более что все права на производство бумажных долларов у американского казначейства, и вряд ли вам удастся оспорить эти права в суде. Так что генерал Вощанов это не моя, а ваша проблема, Юрлов. Вам ее и решать.

— Но ведь все бумаги у вас.

— Я не уверен, что здесь все бумаги. К тому же никто не помешает Храпову составить еще один отчет. Никто, кроме меня, Юрлов.

— Чтоб ты провалился, Мефистофель! — зло выругался Юрлов. — Слушай, может, тебя пуля не берет?

— Очень может быть. Во всяком случае, до сих пор все пули пролетали мимо.

Павел Эдуардович задумался. Я его не торопил, поскольку человеку нужно было просчитать множество вариантов и выбрать из них один, если не победный, то все-таки оставляющий шанс на продолжение игры. А мне понравился кофе, сваренный Машкой. Вот, пожалуйста, еще одно достоинство Носовой, о котором я даже не подозревал, хотя нашей с ней дружбе уже почти четверть века.

— Я могу позвонить в столицу? — очнулся наконец от тяжких дум Юрлов.

— Разумеется, но только в нашем присутствии.

Собственно, сам разговор меня не особенно интересовал, поскольку я приблизительно знал его содержание. К тому же он получился не слишком продолжительным. Похоже, Юрлов уже предварительно информировал своих соратников об опасных поползновениях генерала Вощанова, и его слова «старик поехал рубить капусту и головы» были поняты на том конце.

— Вам не кажется, Феликс, что двести миллионов долларов слишком большая сумма?

— Но все же меньшая, чем семьсот миллионов, Павел Эдуардович. К тому же за эту скромную сумму я освобождаю вас не только от докучливых противников, но и от любвеобильных союзников.

— Вы имеете в виду Храпова?

— Нет, я имею в виду ваших столичных друзей.

Целую минуту Юрлов смотрел на меня такими глазами, словно видел первый раз в жизни, потом наконец не выдержал и произнес:

— Я говорил вам, Феликс, что вы страшный человек. Теперь скажу больше: вы достойный ученик полковника Веневитинова. Вы чудовище.

Вот ведь странные люди. Пригласили к игорному столу население огромной страны, обчистили ему карманы в полной уверенности, что это сойдет им с рук. А почему, собственно? Игра-то ведь не закончилась. Игра только началась. И у каждого есть возможность отыграться, тем более что в средствах разрешено не стесняться. Сколько человеческих жизней на совести генерала Вощанова, знает только он сам. А возможно, и не знает, ибо не в привычках этих людей вести своим преступлениям строгий учет. О законе они вспоминают только тогда, когда кто-нибудь приставляет к их голове дуло пистолета. А разве жизнь Верочки не стоит жизни какого-то там Николая Емельяновича? Почему этот столичный сукин сын должен жить, если девочка умерла? Ее убили на моих глазах люди, а точнее, нелюди, посланные Вощановым за сокровищами. Но если уж новоявленные конкистадоры считают, что вправе грабить и убивать несчастных индейцев в пору первоначального накопления капиталов, то почему «индейцы» не могут дать им сдачи?

— Вы же знаете, Павел Эдуардович, что я играю не ради денег.

— А ради чего?

— Чтобы соблюдались правила игры, не мною установленные: око за око, зуб за зуб, смерть за смерть.

— А как же божьи заповеди, Феликс Васильевич?

— Игра занятие языческое, Павел Эдуардович. Вы же помните, как закалялась сталь. Проигравшему на своем поле нечего делать в гостях. Ибо на чужих полях никто не делает скидку на юниорский рыночный возраст.

— А если я не соглашусь?

— Вас сожрут если не наши, то те, с большим опытом игры и козырными тузами в карманах смокингов. Ибо в игре побеждает только тот, у кого за спиной Мефистофель. Вот такие правила у этой игры, и никому не дано их поменять.