Авантюрист
Шрифт:
Шестопалов остановил машину возле скромной хрущобы, которая лет сорок облагораживала местный ландшафт, хотя слово «облагораживала» здесь явно лишнее. Но в любом случае это было заслуженное здание в крупнопанельную клетку. Я сам родился и прожил значительную часть жизни в подобном советском замке с совмещенными санузлами и отсутствием всякой звукоизоляции, что делало его похожим на музыкальную шкатулку с прямым включением в частную жизнь соседей. В этот раз войсковая операция проводилась без чуткого руководства товарища генерала, но, увы, с тем же успехом. Или, точнее, успехом было то, что никто из начальственных особ не был похищен, хотя вторая строгановская квартира была столь же пуста, сколь и первая.
— А что я тебе говорил, Вадим, — не
— Заткнись, Фотограф, — зло прошипел в мою сторону подполковник и неосторожно полез рукой в карман плаща. Возможно, ему просто понадобился носовой платок, чтобы вытереть покрытый испариной лоб, но тренированные волкодавы Шестопалова расценили его жест по-своему и в два счета опрокинули на затоптанный пол. Пока Храпов исходил матом, я предложил позвонить Рыкову и Синявину, которые могли нам прояснить участь кавказцев.
— Я сам позвоню. — Шестопалов достал мобильник и начал набирать номер.
Звонил он, по-моему, Синявину, и разговор был недолгим, во всяком случае, уже через полминуты Вадим отключился от абонента и спрятал телефон в карман. После чего в задумчивости почесал квадратный подбородок. Я уже знал, что этим жестом «майор Петров» выражает крайнюю степень интеллектуального напряжения.
— Два часа назад на окраине города, в частном секторе, в одном из домов было обнаружено четыре трупа. По чисто внешним приметам это выходцы с Кавказа.
— А похищенных или хотя бы их следов они не обнаружили? — спросил с надеждой Лосюков.
— Увы, — вздохнул Шестопалов. — Соседи утверждают, что ночью к дому подъезжала машина, потом вроде бы слышались какие-то хлопки. Но никто, конечно, не пошел ночью проверять, что там происходит на чужом подворье, арендованном пришлыми людьми. Даже если пленники были, то их вполне могли забрать убийцы.
— А я что говорил! Мне этот подполковник сразу не понравился. Борисов, ты случайно не в курсе, был этот подполковник знаком со Свищом?
— Ничего я не знаю, — отвел глаза в сторону владелец ателье. — Со Свистуновым многие были знакомы.
— Не юли, Борисов, — строго сказал Шестопалов.
— Ну видел я их один раз вместе, случайно. Только они тогда, по-моему, здорово ругались.
— О фальшивых купюрах ты от Свистунова узнал? — Шестопалов обернулся к лежащему на полу в наручниках Храпову и скомандовал своим людям: — Поднимите его.
— Угадал, — криво усмехнулся подполковник, к которому вернулось утерянное было самообладание.
Мелодия, зазвучавшая из кармана Шестопалова, прервала разговор. На этот раз мобильник принес радостную весть — генерал Вощанов жив! Это он звонил своему подчиненному с требованием немедленно прибыть для разбора полетов.
— Везите меня к генералу, — облегченно вздохнул Храпов. — Ему я расскажу все.
Шестопалов на всякий случай уточнил у Николая Емельяновича, не затруднит ли его встреча с провинциальным подполковником, и получил в ответ, что — нет, не затруднит. Наручники с Храпова, однако, снимать не стали. Правда, возникли некоторые сомнения по поводу Игоря Веселова — а не наградить ли и его браслетами за долгую беспорочную службу? Но в последний момент товарищи офицеры решили, что никуда этот субъект и без наручников не денется. На этот раз из начальственной «Волги» меня перебросили в убогую «Ниву» под строгий присмотр двух молчаливых амбалов, получивших приказ со мной не церемониться. Предосторожность нелишняя, ибо мне становилось все очевиднее, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Я не горел желанием встречаться с генералом Вощановым и готов был при первой же возможности удариться в бега. К сожалению, такой возможности мне не представилось. Машины на большой скорости проскочили городские магистрали и выехали на трассу.
Загородный дворец встретил нас настороженно, чтобы не сказать враждебно. Я, честно говоря, затруднился определить, кому этот дом вообще принадлежит и зачем понадобилось прятать его от людских глаз среди лесных насаждений. Но, в конце концов, у богатых и наделенных властью свои причуды, и не нам, малым сим, учить их уму-разуму.
Судя по всему, Николай Емельянович опередил нас буквально минут на пять. Он не успел даже снять сильно помятый плащ, лицо его выглядело под стать одежде. Создавалось впечатление, что он всю ночь не смыкал глаз, а в его возрасте это крайне вредно. Нос Вощанова покраснел уже до полного безобразия, глаза же рисковали окончательно пропасть под опухшими веками. Все-таки лишение свободы, даже если оно проходит в относительно комфортной обстановке, негативно отражается на внешнем облике и на внутреннем состоянии. Мне показалось, что Николай Емельянович сильно расстроен и потерял значительную часть присущей ему уверенности. В комнате кроме Вощанова был еще один человек, скромно державшийся в тени. Мне показалось, что это и есть хозяин загородного особняка, к которому генерал обратился за помощью после освобождения из плена. Помощь столичному гостю была оказана, но настроение его от этого не улучшилось. Взгляд, брошенный им на Шестопалова, не предвещал последнему ничего хорошего.
К сожалению, меня не пригласили в кабинет и я не мог слышать, о чем беседуют за закрытыми дверями Николай Емельянович с подполковником Храповым, которому руки на всякий случай сковали за спиной. Ни Шестопалова, ни Лосюкова Вощанов в кабинет не пустил, предпочтя беседу с глазу на глаз. Наверное, я был единственным из присутствующих, который догадывался, о чем сейчас говорят генерал с подполковником. И тому и другому мешал Феликс Строганов, и, скорее всего, Вощанов в обмен на свое покровительство потребует от Храпова голову своего главного врага. Я нисколько не сомневался, что генерал наговорил в плену много лишнего, а Строганов принадлежит к числу людей, способных использовать даже малую зацепку, чтобы докопаться до тщательно оберегаемых тайн. Да и вообще граф мог сильно подорвать авторитет Вощанова в глазах соратников по подпольной борьбе за наследство компартии, если бы вдруг вздумал торговать тайнами, полученными от загнанного в угол генерала. Словом, граф Феля был той фигурой, на нелюбви к которой Вощанов с Храповым могли обрести сердечное согласие, и они его обрели. Через полчаса откровенного разговора генерал пригласил в кабинет меня, Шестопалова и Лосюкова.
— Снимите с подполковника наручники, — сразу распорядился он, что и было тут же исполнено с похвальной расторопностью.
Если судить по лицу, то Храпов был доволен заключенными договоренностями. Он не то чтобы сиял от счастья, но глянул в мою сторону с явным торжеством.
— Итак, молодой человек, — процедил по моему адресу Вощанов, — вы нас предали.
— Предать я вас не мог по той простой причине, что никогда не состоял в вашей организации.
— Вы работаете на Строганова?
— Нет, я работаю на Виктора Чуева, которого напугали угрозы Вадима Шестопалова. В мою задачу входило направить ваше внимание на Павла Эдуардовича Юрлова и тем самым отвести опасность от своего клиента. Я убедился, что Чуеву ничто не грозит, с вашей стороны, по крайней мере, Николай Емельянович, и собирался свалить в сторону, но тут вас похитили. Верный дружеским обязательствам, я попытался вас спасти. Что касается Строганова, то это вообще не мои проблемы. Это проблемы подполковника Храпова, и я сильно сомневаюсь, что он их когда-нибудь решит.