Авантюристы
Шрифт:
Дойдя до букана, Монбар тотчас пожал руку Польтэ и, похвалив его за то, что он успел выиграть время, занялся со своими товарищами приведением в порядок пороха и пуль, рассудив, вероятно, что теперь они бесполезны.
Пока флибустьер занимался этим, донна Клара, бледная как смерть, устремила на него пылкий взор, не смея, однако, приблизиться к нему. Наконец она отважилась сделать несколько шагов и, сложив руки с мольбой, прошептала дрожащим голосом:
— Я здесь.
Монбар вздрогнул при звуке этого голоса и побледнел, но, сделав над собой усилие и несколько смягчив
— Я пришел сюда только для вас, сеньора. Сейчас я буду иметь честь явиться к вашим услугам; позвольте мне только позаботиться о том, чтобы наш разговор происходил спокойно.
Донна Клара потупила взор и вернулась к изголовью больного. Авантюристы подходили все ближе. Они находились всего в десяти шагах от испанцев, ужас которых увеличивался от этого неприятного соседства.
— Эй, братья! — закричал Монбар громким голосом. — Прошу вас, остановитесь!
Флибустьеры замерли на месте.
— А вы, — обратился Монбар к солдатам, — бросьте ваше оружие, если не хотите быть немедленно расстреляны.
Немедленно все копья и шпаги солдат упали на землю с редким единодушием, которое указывало на их горячее желание, чтобы эта угроза не была приведена в исполнение.
— Отдайте вашу шпагу, — приказал Монбар графу.
— Никогда! — вскричал граф, наскакивая с поднятой шпагой на флибустьера, от которого он находился на расстоянии всего четырех шагов.
В эту минуту раздался выстрел, и шпага графа разлетелась в щепки; граф был обезоружен. Монбар, схватив одной рукой лошадь за узду, другой стащил графа с седла и бросил его на землю.
— Что за дьявольская мысль одному идти против пятисот! — смеясь, воскликнул Польтэ, опять заряжая свое ружье.
Граф приподнялся. Смертельная бледность покрывала его лицо, черты были искажены гневом. Вдруг он увидел графиню.
— А! — закричал он, взревев, как тигр, и бросаясь к ней. — По крайней мере, я отомщу!
Но Монбар схватил его за руку и заставил остаться неподвижным.
— Одно слово, одно движение, и я прострелю вам голову, как хищному зверю, на которого вы похожи! — сказал он.
В словах флибустьера слышалась такая угроза, движения его были так быстры, что граф невольно сделал шаг назад и, скрестив руки на груди, остался стоять, внешне спокойный; но в сердце его бушевал вулкан, а взгляд был упорно устремлен на графиню. Монбар с минуту смотрел на своего врага с выражением печали и презрения.
— Граф, — сказал он наконец с иронией, — вы захотели помериться силой с флибустьерами; вы увидите, чего это стоит… Пока, побуждаемый безумным желанием мщения, вы гнались за женщиной, благородное сердце и блистательные добродетели которой не достойны были оценить, половина острова, которым вы управляете, была отнята навсегда у вашего государя моими товарищами и мной; Тортуга, Леоган, Сан-Хуан, даже ваш дель-Ринкон, застигнутый врасплох, были завоеваны почти без кровопролития.
Граф поднял голову. Лихорадочный румянец покрыл его лицо. Он сделал шаг вперед и закричал голосом, прерывающимся от бешенства:
— Ты лжешь, негодяй! Как ни велика твоя дерзость, а ты не мог захватить
Монбар пожал плечами.
— Оскорбление от такого человека, как вы, ничего не значит, — сказал он. — Вы скоро получите подтверждение моих слов… Но довольно об этом! Я хотел захватить вас в свои руки, чтобы сделать свидетелем того, что я скажу этой госпоже. Пожалуйста, сеньора, — обратился он к донне Кларе, — простите меня, если я захотел увидеться с вами не иначе, как в присутствии того, кого вы называете вашим мужем.
Донна Клара встала, дрожа, и приблизилась к флибустьеру. Наступило минутное молчание. Монбар, склонив голову на грудь, казался погружен в горькие мысли. Наконец он поднял голову, провел рукой по лбу, как бы желая прогнать последние тучи, затемнявшие его рассудок, и обратился к донне Кларе тихим голосом:
— Сеньора, вы желали меня видеть, чтобы напомнить время, навсегда прошедшее, и вверить мне тайну. Я не имею права знать эту тайну; граф де Бармон умер, умер для всех, особенно для вас, так как вы не постыдились отречься от него и, связанная с ним узами законного брака и еще более законными узами законной любви, вы малодушно позволили отдать себя другому. Это преступление, сеньора, которого никакое раскаяние не может загладить ни в настоящем, ни в прошедшем.
— Сжальтесь над моими мучениями, над моими страданиями! — вскричала несчастная женщина, разбитая этим проклятием, падая на колени и заливаясь слезами.
— Что вы делаете, графиня? — вскричал граф Безар. — Встаньте!
— Молчите! — резко сказал Монбар. — Оставьте эту преступницу изнемогать под тяжестью ее раскаяния; вы были ее палачом и менее всякого другого имеете право защищать ее.
Дон Санчо бросился к сестре и, оттолкнув графа, приподнял ее. Монбар продолжал:
— Я прибавлю только одно слово, сеньора: у графа де Бармона был ребенок; в тот день, когда он придет просить у меня прощения за свою мать, я прощу ее… может быть, — прибавил он нетвердым голосом.
— О! — вскричала молодая женщина, с лихорадочной энергией схватив руку флибустьера, которой он не имел мужества отнять. — О! Вы велики и благородны; это обещание возвращает мне надежду и мужество… Мое дитя! Клянусь вам, я найду его.
— Довольно, — произнес Монбар с плохо сдерживаемым волнением, — этот разговор и без того уже слишком затянулся. Ваш брат любит вас и сумеет вас защитить. Я сожалею, что не вижу здесь еще одного человека, — он подал бы вам совет и поддержал вас в вашем состоянии.
— О ком вы говорите? — спросил дон Санчо.
— О духовнике сеньоры.
Молодой человек отвернулся и ничего не ответил.
— Посмотрите, брат, — сказал тогда Польтэ, — вот он, полумертвый; взгляните на его обгоревшие руки.
— О! — воскликнул Монбар. — Какое чудовище осмелилось…
— Вот кто! — продолжал буканьер, ударив по плечу графа Безара, онемевшего от испуга, потому что только в эту минуту он заметил свою жертву.
Пламя сверкнуло в глазах Монбара.
— Злодей! — вскричал он. — Пытать беззащитного человека! О, испанцы! Порода ехидн, какими страшными муками могу я вас истерзать?