Авантюристы
Шрифт:
— Экий болван, — беззлобно заметил Нарышкин.
Степан, пропустив замечание мимо ушей, продолжал.
Смекнул я, что в одиночку поклажу мне не сыскать. А ежели и сыскать, то дворня заметит непременно. Покумекал, покумекал, да и, не откладывая, поехал Вас в столице найти, чтоб, значит, все по закону было, честь по чести.
— Ну да, он еще про честь говорить будет, — Нарышкин ненадолго задумался. — Презанятное дельце выходит, Степан Афанасич. Как думаешь, успел этот твой кабатчик карту запомнить? Где, кстати, она?
— Не думаю, чтоб успел, — Степан, оглянувшись, достал из-за пазухи и подал Сергею листок. — Я ведь, сударь, ее из рук не выпускал.
Сергей повертел карту так и этак, поднес к глазам, посмотрел через нее на свет.
— Ну, что же, Степа, — сказал он, улыбнувшись. — Я думаю, пора наконец приступать к поискам разбойничьих сокровищ.
— Пора, сударь. Давно пора! — ощерился в улыбке Степан.
— Так, что мы тут имеем? — Нарышкин вновь принялся рассматривать карту. — Очень напоминает детский рисунок. Хотя все изображено тщательно. Вот это, я полагаю, сама усадьба, вот эта загогулина — каретный сарай. И верно, видишь, тут приписка под ней — «сарай».
Степан ткнулся глазами в карту, пытаясь изобразить на лице умственное напряжение.
— Пожалуй, что похоже на «сарай», — согласился он.
— Вот эти веники на карте, — продолжал Нарышкин, — это очевидно парк. То есть, мы в нем и находимся. Судя по всему, карту он нарисовал заранее… Но вот зачем? Неужели память подводить стала?
— Боялся он, сударь. За душу свою боялся. Чувствовал, что в гиене ему гореть придется, если богатства эти в земле пропадут и на доброе дело не обратятся. Знал, что смерть близко ходит!
— Ну что ж, пожалуй, это похоже на правду. Будем искать. Судя по всему, начинать нужно от каретного сарая. Насколько я помню, сарай у нас находился вон там, — Сергей указал рукой направление. Компаньоны свернули с аллеи, и пошли напрямик, продираясь сквозь густой кустарник.
— Черт, — разозлился Нарышкин, — заросло-то как все! Чем он здесь занимался, этот Петр Кузьмич. Прямо джунгли какие-то!
Каретный сарай обнаружился там, где и должен был быть — у южной опушки парка. Вид он имел плачевный: крыша над строением наблюдалась лишь фрагментами, так как она, по всей видимости, прогнила и обвалилась. Массивные ворота лежали поодаль в грязи. На них предавались любви две замызганные собаки, чрезвычайно этим делом увлеченные и не обращающие внимания на кладоискателей.
Из груди Нарышкина издался горестный вопль:
— Вот она, мерзость запустения!
Он схватил камень и швырнул его в собак. Те с отчаянным визгом бросились в стороны.
Нарышкин разразился очередной тирадой ругательств в адрес покойного Петра Кузьмича, из которой следовала главная мысль о том, что управляющий отправился на тот свет как раз во время.
— Иначе я бы ему самолично башку отвертел, — заявил Сергей, раскрасневшись от досады. — Разорил имение, как есть разорил. Ведь какой сарай был! Шесть экипажей могло вместиться!
— Давайте уж, сударь, клад сыщем, глядишь, там хватит, чтобы усадьбу в божеский вид привесть, — изрек Степан, пряча глаза от гневного взора Сергея.
Нарышкин еще раз тщательно осмотрел карту. Возле фигуры, обозначающей сарай, была приписка: «Три … шагов вправо». Запись после слова три перекрывалась бурым пятном.
— Сколько же шагов вправо? — раздраженно буркнул Сергей. — Тринадцать? Тридцать? Три сотни шагов?
Степан развел руками и поскреб затылок.
Они двинулись вправо от руин сарая, считая шаги. Тринадцать шагов оборвались посредине зловонной лужи, тридцать пришлись на старый хомут, одиноко валявшийся в лопухах.
— Это что, черт возьми, вешка? — поинтересовался Нарышкин, пиная хомут ногой. — Может быть, тайный знак?
Он снова заглянул в карту, пытаясь разобраться в иероглифах экс-управляющего.
— «Идти вдоль забору», — прочитал он и усмехнулся. — Да уж, изящно пишет наш Петр Кузьмич. Ну, и где здесь забор?
— Нету, — оглядевшись, произнес Степан. — Давайте, сударь, далее посчитаем.
Триста шагов вывели искателей сокровищ на крутой, обрывистый берег реки. Внизу под кручей неспешно несла свои воды Ока, лениво серебрясь на солнце. Отсюда открывался великолепный вид на заливные луга и убегающие к горизонту дали. На противоположном берегу, бредя бечевником, волокла баржу ватага бурлаков. Однако Нарышкина, похоже, не умиляла вся эта пастораль.
— А не мог он сыграть с тобой злую шутку, этот самый Петр Кузьмич?
— Какие шутки, сударь, на смертном-то одре! — Степан воздел глаза к небу.
— Ну, ты это брось. Опять за свое. Я тебя спрашиваю, дальше-то что делать? Продолжать считать шаги до трех тысяч?
— Погодите маленько, сударь, — Степан осмотрелся, — должон быть какой-никакой знак. Как там в карте прописано?
— Там прописаны одни канальские каракули! Вот видишь? Видишь, что это, по-твоему, такое?
— Должон быть знак, — убежденно сказал Степан и, отворотясь от карты, заходил кругами.
— Ну и где этот знак?
— То-то и оно, — философски заметил Степан и стал сужать круги. — Вот оно, глядите-ка, сударь. Трава, вроде как, тут меньше растет.
Нарышкин пригляделся и, на секунду задумавшись, хлопнул себя по лбу.
— Как я мог забыть?! Здесь же раньше стояла большая скамья. Отсюда маменька любила любоваться далями. Видишь, вот тут она и стояла, где трава пониже.
Они подошли к обрыву. Деревянный остов скамейки обнаружился у самой воды.
— А вон и забор! — Степан указал на серые доски, прячущиеся в зарослях бурьяна.
— Ну точно, скамья стояла как раз у границы усадьбы.
Продираться вдоль забора было трудновато. Все вокруг заросло колючим кустарником и крапивой. Кроме того, местами сам забор отсутствовал, и движения приходилось все время корректировать.
— Должно, на дрова потаскали, — выдвинул версию Степан. — Далеко еще идти-то?
— Идти, судя по карте, примерно столько же, сколько шли от каретного сарая до обрыва. То есть шагов триста-четыреста. Видишь ли, Степа, у покойника, по-видимому, было пренебрежительное отношение к масштабам, — Нарышкин яростно оторвал прицепившийся к одежде колтун сухих репьев. — Во всяком случае, идти следует до места указанного на карте как «Дуп». Ты видишь «Дуп», Степа?