Авантюры открытого моря
Шрифт:
— Не стрелять без команды! — крикнул высокий женский голос. — Подпускать поближе!
— Да они с верхних этажей валят! — Истошно заорали с лестницы. — С чердака идут. Потолок проломили!
— Первый взвод — к бою! За мной!
Ударницы бросились от окон к выходу.
«Господи, а как же папа?» — ужаснулась Надин и побежала за бойчихами. Но в дверях ее отшвырнули: спиной вперед влетела Синицына, она так и поехала на спине по паркету — винтовка в одну сторону, папаха — в другую. Вслед за ней сильные руки выпихнули еще кого-то, и в зал с матюгами ввалились разъяренные бородатые солдаты. Надин едва успела прошмыгнуть за портьеру.
Вспыхнул
Рыжий детина не дал Тане подняться — придавил ее к полу.
— У, стервозина… Я те покажу, как с винтом баловать… Васька, ноги ей держи… Вяжи, вяжи… Обмотки распусти.
Васька, мозглявый парнишка с приказчицкими усиками, обмоточными лентами привязал танины ноги — одну к львиной лапе напольного канделябра, другую — к каминной решетке.
— Вы не смеете! У меня муж офицер… Он в Карпатах погиб… Господи! Мамочка!!! Что вы де… А-а-а!
Яростный крик звериного отчаяния… Крик стыда, боли и ужаса задохнулся под чьей-то безжалостной ладонью.
И рычащие стоны самца в безумстве похоти…
И заросшие черным волосом тощие ягодицы сновали в машинном ритме меж разваленных колен.
— Вреж ей! Вреж! Вреж! Так! Так! — распаленно выдыхал в такт его толчкам тот, кто держал заломленные над головой руки.
— Кончил что ль? — Теребил насильника матрос в бескозырке со страусиным пером. — Слазь давай… Будя… Другим оставь… Другие тоже хочут…
— Эй, флотский, в очередь!
— Вон, зырь, кака цитра! Моя будет!
Надин с ужасом увидела, что матрос с раскорябанной щекой тычет пальцем в ее сторону. Запоздалый страх ударил в ноги, и она бросилась в распахнутые двери.
За ней бежали.
Она летела.
Коридор был пуст.
Погоня отставала.
На повороте в угловом зеркале отразился только матрос.
Куда дальше?
Вот дверь. Лестница. Коридор. Зал. Анфилада комнат.
Боже, мертвец на полу! Лицом в красную лужицу.
В сторону! Сюда. Здесь тоже дверь.
Гонится?
Догоняет.
Она бежала до кровяного надрыва в легких.
Толкнула последнюю на пути дверь — полукруглую, в арабесках и без сил ввалилась в высокую мраморную комнату всю в восточных орнаментах, арабских арках, зеркалах в мавританских оправах. Откуда ей было знать, что это ванная императрицы? Она успела только понять, что отсюда выхода нет, а дверь с витражным верхом не запереть, не удержать… Господи, спаси!..
Она бросила молящий взгляд вверх и увидела звезды, густо нарисованные на широком — во весь потолок — овальном синем плафоне. Из огромной в двенадцать лучей звезды спускалась цепь магометанской люстры…
Он ударился в дверь с разбега, и Надин отлетела на ковер перед овальной мраморной ванной, которая померещилась ей в эту секунду белым саркофагом. Бронзовый маскарон Нептуна, из распахнутого рта которого долженствовала литься вода в ванну, ухмылялся злорадно и похотливо. Но два дельфина по бокам его внушали надежду на спасение.
— Ну, ты здорова, девка, бегать! — Отрывисто продышал сивухой и луком матрос; пышное перо воткнутое за ленту бескозырки придавало ему маскарадный, клоунский вид. Надин смотрела на него с надеждой, что все это балаганная шутка, буфф, что все обойдется, кончится смехом…
— Надо ж, прямо в баню угодили! — радостно удивился матрос и, разопревший от бега, скинул бушлат, а на него —
Надин вцепилась ему зубами в жилистое запястье.
— Ы-а, стерва! — Взревел насильник и с размаху ткнул ее головой о мраморный край. В этом и сталось спасение. Отлетевшая под нарисованные звезды душа Надин не узнала позора насилия. Пьяному самцу досталось лишь ее бездыханное тело…
…Утолив в себе зверя, матрос бросил тело в ванну, и Надин распласталась в ней, точно в мраморном саркофаге.
Он открыл зачем-то краны. — Нептун всхлипнул и выпустил холодную струйку. Воду в Зимнем перекрыли с полудня…
В парижском журнале, бывших русских офицеров «Военная быль», мне удалось отыскать воспоминания полковника Отто фон Прюссинга, начальника Школы прапорщиков Северного фронта о защите Зимнего дворца. 25 октября 1917 года он оборонял со своими юнкерами осажденный дворец.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. Нападавшие, которые оказались пьяной толпой, покинули дворец и мы несколько, вздохнули. Где-то нашелся ящик со свечами, и я стал обходить наши баррикады. Что представилось нашим глазам при тусклом свете мерцающих свечей, трудно описать. Пь#ная ватага, почуяв женщин за баррикадами, старалась вытащить их на свою сторону. Юнкера их защищали. Большинство ударниц все же попали в лапы разъярившихся бандитов. Всего, что они с ними сотворили, — я описать не могу — бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы, и, при посредстве воткнутых в них штыков, посажены вертикально на баррикады. Обходя весь наш внутренний фронт, мы наткнулись в коридоре, у входа в Георгиевский зал на жуткую кучу: при свете огарков, мы увидели человеческую ногу, привязанную к стенному канделябру, груда внутренностей, вывалившаяся из живота, из-под которого вытягивалась другая нога, прижатая мертвым телом солдата; по другую сторону, вытянулся красногвардеец, держа в зубах мертвой хваткой, левую руку жертвы, а в руках оборванную юбку. Голову жертвы покрывала нога матроса, который лежал поверх. Чтобы разглядеть лицо женщины, нам пришлось оттянуть труп матроса, но это было нелегко, так как она, в борьбе, зубами вцепилась в ногу матроса, а правой рукой вогнала кинжал ему в сердце. Все четверо уже окоченели. Оттащив матроса, мы узнали командиршу ударниц.
Брат Федора Раскольникова Александр Ильин-Женевский, будучи красным комиссаром в октябрьские дни, безапеляционно утверждал: «Буржуазная печать впоследствии писала, что пленные ударницы подверглись всякого рода истязанием, а часть их была изнасилована. Все это, конечно, совершеннейший вздор».
Антонов-Овсеенко: «В Питере наши потери при захвате Зимнего были невелики. Пять матросов и один солдат убиты, много легко раненных; на стороне защитников правительства никто сколь-нибудь серьезно не пострадал».
Из авторских приложений Джона Рида к своей книге «10 дней, которые потрясли мир»:
«…Член комиссии — д-р Мандельбаум сухо засвидетельствовал, что из окон Зимнего дворца не было выброшено ни одной женщины, что изнасилованы были трое и что самоубийством покончила одна…
Лариса Рейснер: «Толпа искала Керенского — и нашла на своем пути фарфор, бронзу, картины, статуи и все это разбила. Если заяц бежит от охотников в хрустальный магазин, он ведет за собой свору, которая придет по его следам и все перебьет. Тут ничего неожиданного нет».