Авдотья и Пифагор
Шрифт:
Хуже было бы, если он Вовчика цапнул — говорят, зубки у них еще те, длиннее только у крокодилов, которых тоже хватает в Чао-Прайе: за год зеленые каннибалы съедают до двух десятков неосторожных горожан. Туристов не едят, особенно европейцев — те брезгают купаться в… как бы это сказать помягче, не вполне стерильной воде.
Вовчику сделали последнее, тысяча пятисотое, ритуальное предупреждение, после чего компания пошла в рыбный ресторан — обычную забегаловку на свежем воздухе, где все было чудовищно дешево и чудовищно вкусно.
Потом еле
Второй заход сделали уже вечером. Пошли на рынок, куда Пиф ходил с Богдановыми. Хотелось показать его своим. И, неожиданно понял он, еще раз вспомнить те чувства, что испытал, находясь рядом с Александром Федоровичем и Ольгой Николаевной.
Вот мостик через канал, по которому бегали так поразившие Пифа речные трамвайчики без дверей. И на котором потом, на обратном пути, Богдановы остались вдвоем, говорить о чем-то важном. Или о том же самом молчать. Вот та дорожка, где Пиф столкнулся со слоненком. А вот и тот таец, который кормил тяжелобольного Богданова.
Занятно, но повар его сразу узнал.
– Как дела у вашего пациента? — приветливо спросил он.
– Неплохо, — ответил Пиф.
Он не солгал. Действительно, неплохо.
Без болей, с любимой женщиной, сейчас вот еще сынок приедет. И будущее для самых близких более или менее гарантированное. Что еще надо для умного человека?
На обратном пути, когда Вовчик и женщины в полной мере насладились экзотикой восточного рынка, поужинали у того же повара. Так же вкусно. Только — для Пифа — как-то немного печально.
– А почему мы здесь два раза останавливались? — спросил наблюдательный Вовчик.
– Он твоего папу кормил, — объяснил Пиф. — Папе очень понравилось.
– И мне тоже, — обрадовался пацан, услышав про любимого папу.
Пусть радуется. И не надо ему пока знать, что их встреча будет недолгой.
На обратном пути, все на том же мостике, Пиф взял Дуняшу за руку и, чуть отстав от Лии Александровны с Вовчиком, тихо сказал:
– Дунь, я тебя всегда буду любить.
Дуняша улыбнулась, но промолчала.
Потом, чудно выспавшись ночью в том же хостеле, они перелетели пару морей и приземлились в Маниле. Ехать полсуток на автобусе не пришлось: Ханс ждал их со своей таратайкой на летном поле. Он сам их встретил в зале ожидания и провел через служебные ходы к аэроплану.
Вовчик пришел в восторг и жалел только о том, что полет оказался относительно недолгим.
Приземлились на уже знакомом «аэродроме» Сан-Педро. Там Пифа, а вместе с ним и Дуняшу, ожидал сюрприз от Богданова-старшего: Вовчика надлежало немедленно переправить дальше, на Нандао (так что его счастье продолжалось), а остальные могли остаться на день или на неделю, как захотят, в знакомом пансионате под городом. Пиф с благодарностью подумал о своем пациенте: тот запомнил светловский восторг от Тысячи островов и желание Пифа когда-нибудь показать это чудо любимой девушке.
Затем сюрприз преподнесла Лия Александровна. Человек архиделикатный по жизни, она отказалась оставаться в Сан-Педро, чтобы оставить внука и Дуняшу наедине. Никакие уговоры не помогли: после дозаправки самолета бабуля лихо вскарабкалась на борт модернизированной и, тьфу-тьфу, неубиваемой «Сессны-310», помахав на прощание ребятам столь полезным и многофункциональным белым платочком.
Пиф не волновался за бабушку. Уж в чем в чем, а в гостеприимстве Богдановых и губернатора он был уверен вполне.
И, если честно, ему очень хотелось остаться с Дуняшей вдвоем.
Они проводили взглядом исчезавший в пока еще синем небе самолетик и направились к мотоциклетке-такси.
Тем временем день сошел на нет. Приехали в пансионат — начался закат.
Сели пить кофе в знакомый Пифу ресторанчик.
Багровое солнце сползало в океан, заливая красным небо и воду. Вытащенные на песчаный берег, подальше от прилива, лодки-тримараны на желто-красном фоне стали похожи на черных, задравших крылья, чаек. Ящерицы весело бегали вниз головой, улаживая свои семейные дела.
Вот бы и Пифу их уладить…
Он посмотрел на Дуняшу. Дуняша смотрела на океан.
Ну и ладно. Пиф не станет никуда торопиться. Зачем торопиться, если впереди вся жизнь?
16
Утро в Сан-Педро оказалось тихим и мирным — не скажешь, что ночью здесь громыхал чуть не ураган. Нет, конечно, ночной ливень ураганом не был, Пиф уже научился отличать непогоду от шторма, но пальмы на ветру гнулись, как тростинки, а вода с небес не текла, а падала плашмя, как будто там, наверху, просто открыли люк размером в несколько квадратных километров. Что ж поделать: на Филиппины пришли муссоны, сезон дождей. Не хочешь промокнуть до костей — сиди под крышей.
Зато тем приятнее было выйти на улицу, когда ливень заканчивался. Воздух пьянил. Лишняя вода мощными потоками стекала в океан. А зелень, полгода ждавшая своего часа, напившись водой, бурно пошла в рост. Впрочем, чистой зелени — только зеленого цвета — было немного: растения, привлекая внимание птиц и насекомых-опылителей, украшали себя цветами самых немыслимых форм, размеров и раскрасок.
Пиф проснулся первым, но вставать не торопился: рядом лежала Дуняша. Она, как девочка, спала на боку, старательно подложив ладошку под щеку. И вся была такая юная и свежая, что у Пифа сердце сжалось от радости и предвкушения вселенского счастья.
Они спали в одной кровати, но пока не как муж и жена.
Робкие попытки сближения, предпринятые Пифом после вчерашнего триумфа, успехом не увенчались — Дуняша, не акцентируя, правда, отстранилась от его рук.
Ну и ладно. Зато триумф у них был общий. Этого теперь никто не отнимет.
Какая ж все-таки она молодец, что вчера вечером, посидев в ресторанчике, не захотела ложиться спать!
А Пиф поначалу растерялся. Он решил, что вот оно, началось. Еще и на остров не попали, а островная тоска уже пришла.