Авдотья и Пифагор
Шрифт:
– Все сделаю лично, не волнуйтесь, — успокоил ее доктор Балтер. — А дальше попадете в замечательные Варюшины руки.
Кононова от этих слов смущенно улыбнулась, слегка потеряв свой ледяной вид.
– Вы не смотрите на ее молодость, — Балтер по-дружески дотронулся до руки ассистентки. — Она номер два изо всех мастеров выхаживания. А я, поверьте, немало их видел.
– А номер один кто? — на автомате спросил Кураев-старший и прикусил язык, боясь лишний раз причинить боль сыну.
– Светлов, конечно, — не замедлил с ответом доктор. — Хотя Варя выросла гораздо быстрее, чем я предполагал. У Димы — врожденный терапевтический талант, у Варечки, кроме способностей, — фантастическое трудолюбие и самоотверженность. Так что вы, Станислав Маратович, не просто в хороших руках. Вы — в лучших руках.
Доктор Балтер никогда не страдал ненужной скромностью. Да и зачем скрывать приятную правду?
– Два последних вопроса, Леонид Михайлович, — сказал Кураев-старший.
– Последних на сегодняшний день, — поправил суеверный, как все хирурги, Балтер. — Вопросов, даст бог, будет еще очень много.
– Хорошо, — улыбнулся пациент. — Первый: как долго придется пробыть в клинике? Второй: на сколько вперед мне планировать мою работу? С учетом того, что я привык всегда завершать начатое.
– По первому вопросу, — доктор не удивился и не напрягся от услышанного, — примерный прогноз — две недели. Кроме того, срок вашего пребывания может увеличиться, если мы примем решение о дополнительной химиотерапии, сейчас пока идут консультации.
– О’кей, — принял информацию Станислав Маратович. — А второй вопрос?
– Ведите себя, как и раньше вели, — посоветовал Балтер. — Понятно, что жизнь конечна, но есть высокая вероятность, что вы умрете не от сегодняшнего заболевания. И соответственно очень не скоро.
– Спасибо, — искренне сказал Кураев-старший.
Оксана Григорьевна ничего не сказала, только крепче сжала руку мужа — всякое бывало в их жизни. Вроде и страсти особой не было — а как представит, что осталась одна, без него, так сразу становится тошно…
Медики ушли на очередную операцию. Иван — греть машину. Жена — в аптеку при клинике, купить компрессионное белье. Балтер велел, чтоб уменьшить опасность тромбообразования.
Странное все же дело, в нашей бесплатной медицине имелись бесплатные суперхирурги, палаты и лекарства, даже томографы бесплатные появились. А вот чулки копеечные почему-то платные. Конечно, можно и не покупать — никто не заставляет. Но тогда повышается вероятность опять-таки бесплатных тромбов. Как была страна чудес — так и есть.
В палате они остались вдвоем — отец и сын. Некоторое время просто молчали — им хорошо было вместе, спокойно.
– Хирургия — женщина с норовом, — наконец сказал Станислав Маратович. — Всякое бывает. Ты готов возглавить Семью?
– Зачем ты об этом? — попытался поменять тему Марат. — Слышал же, что Балтер говорит. Тебе еще работать и работать.
– Надеюсь, — сказал отец. — Но ты готов?
– Пап, ты же знаешь, — сказал Марат. — Я никогда от трудностей не бегал. Все сделаю, как надо. Я — в тебя.
– Я горжусь тобой, сынок, — тихо сказал отец. — Смотрю на тебя — и понимаю, что жил не зря.
– Живешь не зря, — поправил сын.
– Живу не зря, — согласился Кураев-старший. — Хотя одна вещь меня тревожит. Очень тревожит.
Марат знал, о чем пойдет речь. Был бы отец здоров — мог и отказаться от продолжения разговора, свобода личности в Семье всегда была защищена по умолчанию. Но отец здоров не был. Рак и предстоящая операция делали диалог неизбежным.
– Пап, спрашивай все, что считаешь нужным.
– Что ты решил относительно Авдотьи? — спросил отец.
– Не знаю, — подумав, ответил Марат. Он уже научился думать про жену, не теряя самообладания. Все же, наверное, правильнее — бывшую жену.
Отец считал так же.
– Она тебя никогда не любила, — сказал, как отрезал, Кураев-старший. — Да и уважала не очень. — Меньше всего он сейчас хотел задеть легкоранимую душу сына. Больше всего — избавить его от этого многолетнего наваждения.
– Авдотья, — продолжал отец, — талантливая девушка и красивая. Но она — чужая, совсем чужая. Все, что нас греет, ей в лучшем случае безразлично, в худшем — вызывает отторжение.
– Папуль, что ты в итоге хочешь сказать? — мягко спросил Марат. Нечасто он называл отца так ласково, пожалуй, за последние десять лет — ни разу.
– Я хочу сказать, сынок: брось ее, забудь ее. Я все понимаю, сам был молодым. Но она не стоит тебя, вот в чем беда. А еще, можешь надо мной смеяться, но она ведьма.
– Вряд ли, — печально усмехнулся сын.
– Не вряд ли, — перебил отец. — Я тоже давно сказок не читаю и Физтех в свое время закончил. Но вспомни, как вы познакомились — ты словно прилип к ней. Ты ж и не смотрел больше ни на кого. Ни в первый раз, ни как из Англии вернулся. Ты рационален во всем, кроме этого. Разве не колдовство?
Он остановился на мгновение, однако сын ничего не ответил. Молчал и думал о чем-то своем.
– Давай по-другому, — сказал отец. — Все в этом мире имеет свою цену, согласен?
– Да, — ответил Марат.
– Тогда сколько может стоить женщина, которая тебя не любит?
Вот это был вопрос, что называется, наотмашь. Марат и сам видел, что его личная жизнь становится для семейного бизнеса дороговатой.
Сначала — неудачная экспедиция в Сан-Педро. Стоила не бешено, но прилично. Однако и люди, и вложенные средства пропали безвозвратно. Вахтанг, правда, не был сражен потерей безбашенного племянника. Тем не менее подобные бесприбыльные совместные мероприятия все равно оставляют неприятный след в партнерских отношениях.
Наконец последним ударом стало послание от удачливого соперника. Не прямое, однако все и так было достаточно прозрачно.
Вспомнил — снова кровь прилила к щекам. Снова захотелось убивать.
Мессидж гласил следующее. Из денег Семьи изъят миллион евро в качестве своеобразного залогового депозита.
Условия просты: три года Марат не напоминает о себе беглецам, после чего деньги возвращаются на место с соответствующими сроку процентами. Если все же напоминает — средства будут истрачены на противодействие этим напоминаниям.