Авдотья и Пифагор
Шрифт:
…Они бы еще поплавали, но их недреманное око, охранник на берегу, недвусмысленными жестами приказал им возвращаться. Пиф подчинился, решив, что вечером нужно будет обсудить эту проблему с губернатором: он не согласен, живя на таком маленьком острове, еще и становиться подконвойным.
Когда вышли на берег — раздражение спало. Оказывается, пришло штормовое предупреждение. В здешних краях в сезон муссонов такое явление стандартно, причем погода может испортиться за десять минут.
Так и произошло: серые пятна на горизонте быстро превратились в почти черные
Поэтому, когда Дуняша сообщила, что устала, он сразу согласился ехать домой.
Однако попасть домой Пифу в этот вечер было суждено не скоро…
Сначала позвонил Николас. Сказал, что требуется помощь. Bogdanoff needs help, причем срочно. Чтобы Пиф с Имельдой бежали в госпиталь, а он сейчас подъедет с пациентом.
«Вот и все», — печально вздохнул Пиф. Конечно, он проведет необходимые реанимационные мероприятия. Но, видно, Александр Федорович подчистую израсходовал ресурсы, отысканные хилером в его разрушенном болезнью теле.
Пиф, укрывшись дождевиком — ливень уже хлестал как из ведра, да еще и ветер поднялся, — помчался в госпиталь. Имельда в стерильной маске деловито хозяйничала внутри, в операционной, зачем-то раскладывая хирургические инструменты и даже набирая в большие шприцы четвертьпроцентный раствор новокаина. Увидев Пифа, махнула ему, чтобы шел размываться.
Все это было странно. В разговоре с Николасом Пиф четко расслышал фамилию Богданова. Оперировать больного в таком состоянии и бессмысленно, и бесчеловечно. Даже руками доктора Балтера, не то что руками недоучившегося доктора Светлова.
Знакомый автобусик, расплескивая лужи, подлетел ко входу в ангар. Из него довольно легко, прямо под проливной дождь, вышагнул… Богданов! А кто же болен?
Впрочем, по гримасе отчаяния, исказившей лицо Александра Федоровича, он уже понял, что страшный выбор будет невелик: либо жена, либо сын.
Оказалось, заболела жена.
Согнутой семенящей походкой она, с помощью мужа и Николаса, добралась до приемного поста.
Ее уложили на кушетку.
«Нет, только не это!» — взмолился про себя Пиф. Хотя уже понимал, что именно это. Уж острого аппендицита он за годы ночных дежурств нагляделся досыта.
– Работайте, доктор, — сухо сказал Николас. — It’s your job.
Богданов ничего не сказал, лишь посмотрел на Пифа. Да так, что Пиф был готов отдать Ольге Николаевне собственное здоровье, лишь бы она осталась жива.
Имельда раздела женщину, и доктор Светлов начал осмотр. Грозные симптомы один за другим подтверждали, что у жены Богданова именно это заболевание. А оно ведь вполне смертельное, недаром его раньше именовали «подвздошным абсцессом». Весь девятнадцатый век аппендицит тысячами убивал людей, пока в самом конце столетия — уже в мире асептики и анестезии — воспалившийся отросток слепой кишки не начали убирать хирургически.
Случай Ольги Николаевны вообще был классическим. Боль локализована справа снизу, хотя три часа назад начиналась с эпигастральной области. Язык обложен белым налетом. Разница между ректальной и подмышечной температурой превышала полтора градуса — симптом Краузе. На правом боку лежать было заметно легче, чем на левом. И даже пупок потерял симметричность расположения, сдвинувшись из-за напряжения мышц немного вправо.
Пиф, еще на что-то надеясь, положил больную на спину, натянул за нижний край рубашку и легко, почти не нажимая, провел пальцами по животу сверху вниз.
Когда пальцы «доехали» до низа, Богданова вскрикнула от боли. Он так и называется, «симптом рубашки».
– Ты решил все перебрать? — недобро спросил хилер. — Сын говорил, больше ста симптомов известно.
– А вы не сможете помочь? — Надежды Пифа умирали последними, но — умирали.
– Нет, — жестко ответил Николас. — Я не хирург.
– Я тоже, — взмолился Светлов.
– Значит, она умрет, — подвел итог хилер.
– А самолет? — спросил Пиф у подошедшего Антонио. — Я готов лететь с вами.
– Я не готов, — буркнул губернатор.
Его можно было понять: полет на легкой «Сессне» в такую бурю вряд ли оставил бы им шансы. А в том, что за окном разыгрывается настоящая буря, сомневаться не приходилось: даже алюминиевые стены ангара дрожали, с трудом сдерживая ураганные порывы. Самолетик вряд ли взлетит, потом вряд ли долетит до Пакано и, наконец, уж точно не сможет там сесть при таком ветре.
В общем, расклад был ясен. Острый аппендицит положено оперировать, и чем раньше, тем лучше. Оснований для перехода к консервативному лечению только два: отказ самого больного или инфильтрат — осложнение, когда и слепая кишка, и отросток, и соседние органы слипаются в результате воспаления в единый конгломерат, который просто невозможно разделить.
Хотя и в этом случае активно лечат и ждут рассасывания инфильтрата, после чего аппендикс все-таки удаляют.
А еще Пиф вспомнил — он был хороший студент, что смертность у оперированных на второй день в разы выше, чем на первый. А до третьего многие могут просто не дожить.
– Возьми себя в руки и работай, — поставил точку Николас.
Пиф склонился над Ольгой Николаевной, которая, пересиливая боль, что-то пыталась ему сказать.
– В плохих американских фильмах герою говорят, — прошептала она ему в ухо: — «Ты сделаешь это!»
– И что? — не понял Пиф.
– В хороших фильмах говорят то же самое, — улыбнулась она.
– Но я ни разу не удалял аппендикс сам! — чуть не заплакал министр здравоохранения острова Нандао, одновременно судорожно стуча по клавишам компа — связи, соответственно и Интернета, не было. Видно, буря поработала с антеннами на вышке.
– Сколько еще это будет длиться? — бросив бесполезное занятие, спросил Пиф у губернатора.
– Может, день, — ответил тот. — Может, неделю. Муссоны!