Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]
Шрифт:
Правда, ценности с тех пор сильно изменились. Судьба, столь щедрая к ней в детстве, вдруг опомнилась и начала обрушивать на бывшую любимицу удар за ударом. И каждый удар откалывал щепку за щепкой от ее дружелюбия, открытости, доброты. Теперь ее кредо звучало так: каждый человек по сути одинок. Если не умеешь бороться за себя, тебя растопчут или сметут на обочину. Доброта в ущерб себе — признак слабодушия, отметина аутсайдера, обреченного влачить жалкое существование.
Но при этом многие правила, принятые в детстве, остались незыблемыми. Она всегда выполняла взятые на себя обязательства, действовала только в соответствии со своими строгими представлениями о справедливости и вела честную игру, даже когда это было невыгодно. Не нужна ей победа, обретенная ценой потери самоуважения.
Даже теперь, когда поражение означает смерть.
Она не сомневалась, что будет бороться до последнего, что при необходимости найдет силы и сломает в себе табу цивилизованного человека на уничтожение себе подобных. Но на бесчестные уловки никогда не пойдет — натура не позволит. И это сильно уменьшает ее шансы.
Однако на ее стороне походные навыки, знание леса, умение легко переносить дискомфорт, голод, жажду, боль и усталость. Она вынослива, хорошо бегает и ориентируется на пересеченной местности, в случае нужды сумеет оторваться от преследователя и спрятаться так, что никакая поисковая партия не отыщет. Она сумеет выжить в этом странном и жутковатом состязании.
С другой стороны, уязвимых месту нее тоже хватает: неумение ловчить, негибкость в отношениях с людьми. А ведь в этой игре очень многое зависит от симпатии и доверия участников. Никакие физические данные, никакие навыки лесной жизни не спасут того, кому смертники вынесут свой приговор…
Подъем закончился вместе с лесом, она вышла на открытое пространство в ложбине меж двумя округлыми вершинами холма, в центре которого стояло необычное восьмиугольное сооружение из вертикальных столбов, стянутых жердями-поперечинами. Сверху эта времянка была накрыта большим куском брезента, так что получилось нечто среднее между закрытым навесом и армейской палаткой. Сквозь широкий просвет между землей и брезентом можно было разглядеть большой каменный очаг, стол, а вокруг него — грубо сколоченные скамьи. На скамьях застыли истуканами четыре человека.
Она на мгновение сбилась с шага, но быстро совладала с собой и уверенно двинулась к навесу, сразу же попав под прицел настороженных, если не сказать враждебных, взглядов. Ее глаза тоже заскользили по лицам и фигурам неподвижно сидящих людей.
Первый — коренастый крепыш с каменным лицом Будды — смотрел как бы сквозь нее. Он единственный сидел в расслабленной позе, словно находился среди случайных попутчиков, а не враждебно настроенных конкурентов, каждый из которых мог стать его палачом. Возраст между тридцатью пятью и сорока. Одежда — добротная, хорошо утепленная и непромокаемая — выдавала человека, привычного к свежему воздуху, возможно, любителя охоты или рыбной ловли. Крупные натруженные ладони, спокойно лежавшие на коленях, говорили, что их обладатель — хороший работник, а значит, силен физически. В сочетании с каменным спокойствием все это наводило на мысль о том, что «Будда» — опасный и серьезный противник.
По правую руку от него сидела крашеная особа неопределенного возраста. Помятое лицо, отечные веки и красноватые прожилки в глазах тянули лет на тридцать пять, но гладкая и упругая кожа на руках и шее принадлежала дамочке помоложе. Лицо — злое и несчастное, пальцы ни на минуту не остаются в покое. Сидит, подавшись вперед, словно вот-вот сорвется с места и ринется в драку или умчится прочь. Одежда городская и до нелепости неподходящая для загородных прогулок. Кожаная куртка скоро вымокнет, станет тяжелой и неудобной, будет липнуть к одежде, сковывать движения. Обтягивающие голубенькие джинсы тоже превратятся в грязную мокрую тряпку, крайне непригодную для бега или даже быстрой ходьбы по здешней чащобе.
А кроссовки чересчур яркие. Если девице придется прятаться, флуоресцентные полоски могут выдать ее в самый неподходящий момент. Словом, вряд ли она опасна как соперница.
Следующей по часовой стрелке сидела пухленькая малышка с тугими колечками-кудрями, полными щечками, круглым подбородком и крутым, как у бычка, лбом. Если бы не условие, ограничивающее нижний возраст кандидатов двадцатью пятью годами, ей можно было бы дать лет шестнадцать. Девчушка примостилась на самом краешке скамьи и сжалась в комок, точно нахохлившийся воробей. Темные глазки разглядывали новоприбывшую исподлобья. Такая пигалица ни у кого не вызовет опасений, ее так и хочется взять под крыло, защитить, утешить.
Нет, пожалуй, не стоит сбрасывать ее со счетов. В физическом отношении она неопасна — эти пухлые нежные ручки едва ли нанесут смертельный удар, даже если в них окажется нож или камень, эти короткие полные ножки совершенно не приспособлены для долгого бега или стремительного рывка. Но, учитывая психологию, особенно мужскую, шансы у нее есть. Во всяком случае, среди первых жертв ее точно не будет.
Четвертым в компании был высокий рыхловатый блондин с надменно-брюзгливой физиономией. Легкая одутловатость лица и мешки под глазами старили его лет на пять, но даже за вычетом этого ему трудно было дать меньше сорока пяти. Кисти рук, крупные и мясистые, тем не менее не производили впечатления сильных. О его навыках жизни на природе судить было трудно — длинный прорезиненный плащ скрывал все детали экипировки, кроме сапог.
Но сапоги выглядели слишком тяжелыми, а лицо брюзги — слишком бледным, чтобы считать его бывалым походником. Стало быть, как противник он стоит немного. Физическая форма неважная, специальных навыков нет, а выражение высокомерного неодобрения вряд ли принесет ему особую популярность среди соперников.
— Здравствуйте, — сказала она с чуть заметной усмешкой. — Здесь принято представляться, или вы предпочитаете обходиться без формальностей?
Отозвался, разумеется, брюзга. Но он оказался настолько толстокожим, что не услышал едкой иронии, заключенной в вопросе.
— Здравствуйте. Разумеется, нам придется назвать себя, хотим мы того или не хотим. Нужно же как-то обращаться друг к другу! Желающие могут воспользоваться псевдонимами, хотя лично мне это кажется ребячеством. Я предпочитаю пользоваться настоящим именем, хотя фамилию по понятным причинам называть не хочу. Виктор Степанович, с вашего позволения.
Она чуть было не назвала в ответ свое имя, но в последнюю секунду передумала. Рыхлый блондин ей не нравился, и идти у него на поводу она не собиралась. Не говоря уже о том, что в данных обстоятельствах использование псевдонима было единственно разумным решением. Быстро перебрав в уме несколько литературных и исторических персонажей, она остановила свой выбор на орлеанской деве-воительнице:
— Жанна.
— Соня, — пискнула пигалица после секундной заминки.
— Мадонна, — не без вызова назвалась крашеная.
— Василий, — с непонятной усмешкой представился «Будда».
— А меня можете называть Джокер, — раздался веселый голос снаружи.
Они, вздрогнув, повернули головы и увидели высокого темноволосого молодого человека, подпирающего одну из опор навеса. Никто из присутствующих не знал, как давно он там стоит. Джокеру удалось подобраться неслышно и незаметно.