Авеню Анри-Мартен, 101
Шрифт:
— Что скажет Альбертина!
— Ты ей все объяснишь.
Леа достала из шкафа в прихожей меховые сапожки на деревянной подошве, купленные благодаря махинациям Рафаэля.
— Надень манто сестры, на улице холодно.
С тех пор как Франсуа объяснил ей, какие женщины осмеливаются сейчас носить меха, Леа не прикасалась к манто Франсуазы. Чтобы избежать пререканий с тетей, она молча надела и его, и меховую шапочку.
— Возвращайся скорей, — обняв
По Университетской улице разгуливал ледяной ветер. Надо быть сумасшедшим, чтобы выйти на такой холод… На темной пустынной улице громким эхом отдавался стук каблучков Леа по обледеневшей мостовой.
Задыхаясь, вся в поту, появилась она на улице Дофин — так ей пришлось бежать, чтобы ускользнуть от воображаемых преследователей. В окнах ресторана мадам Раймон не было ни огонька. Леа толкнула дверь, открывшуюся без звонка. Не ошиблась ли она? Ароматный запах супа послужил ей ответом.
Зач оказался маленьким и скудно освещенным. На второй этаж вела винтовая лестница. Справа от входа на стойке бара спал огромный полосатый кот, другой подошел и потерся о ноги Леа. К ней вышла женщина в белом, слишком длинном для нее переднике, высокая и очень полная, со смуглой кожей и волосами, собранными на затылке в пучок.
— Здравствуйте, мадемуазель. Вы кого-нибудь ищете?
— Да, месье Маля.
— Месье Мать еще не пришел, но его столик уже готов. Пройдемте со мной.
Она проводила Леа через зал и усадила за маленький, покрытый белой скатертью столик рядом с кухонной дверью. Подошла другая женщина, похожая на первую, и спросила с овернским акцентом, еще более выраженным, чем у сестры:
— Не хотите ли чего-нибудь выпить, пока будете ждать?
Видя нерешительность Леа, она с гордостью добавила:
— У нас есть почти все аперитивы.
— Тогда принесите мне порто.
— Вы правы, это превосходный напиток.
Леа огляделась.
Все столики были заняты. Посетители выглядели добродушно, разговаривали тихо, их жесты были плавными, а одежда скромной и добротной. Сестры Раймон обращались к ним с фамильярностью, свойственной гостеприимным хозяевам, разговаривающим со своими постоянными клиентами. Все это создавало спокойную, семейную атмосферу.
— Мадемуазель, вот порто.
— Спасибо.
Леа пила медленно, испытывая смутную тревогу и не решаясь спросить о причине опоздания Рафаэля.
Каждый раз, когда открывалась дверь кухни, оттуда слышались звуки вокализа.
— Это сын одной из хозяек. Он учится на оперного певца, — произнес внезапно возникший Маль. —
— Почему вы опоздали? Но… вы ранены?
Действительно, на брови и в уголке рта Рафаэля виднелась кровь.
— Ничего страшного, небольшой диспут со шпаной, — ответил он, вытирая лицо окровавленным платком.
Это заметила одна из сестер:
— О! Месье Маль…
— Замолчите, умоляю вас! Вы привлекаете к нам внимание.
Несмотря на это, добрая женщина вскоре появилась вновь — с салфеткой и чашкой теплой воды.
— Не стоило беспокоиться…
Под настойчивым взглядом хозяйки он покорился и позволил обтереть себе лицо влажной салфеткой. Леа смотрела на него с явным раздражением.
Другая сестра, — если это не была та же самая, — подошла, чтобы принять у них заказ.
— Сегодня у нас овернское поте из капусты, сосиски, рагу из телятины под белым соусом и рагу из зайца.
— Что вы закажете, Леа?
— Поте.
— А вы, месье Маль?
— Тоже. У вас все еще есть бургундское?
— Конечно.
— Принесите бутылочку, холодного, из погреба.
— Я знаю, месье, я знаю вкусы всех моих клиентов. Для начала тарелочку колбасы. Подойдет?
— Прекрасно. А пока мы ждем, принесите, пожалуйста, бутылочку «Сюз».
Ожидая, пока принесут «Сюз», они не обменялись ни словом.
— Может быть, вы наконец скажете, зачем вызвали меня сюда?
Рафаэль молчал, медленно потягивая вино. Лицо его было бледным и осунувшимся. Он посмотрел на нее так, будто только сейчас обнаружил ее присутствие.
— Леа, я — гнусный негодяй.
— Я знаю.
— Нет, по-настоящему вы не знаете. Еще один «Сюз», — заказал он одной из сестер, проходившей мимо столика.
— Зачем вы хотели меня видеть?
— Гестапо охотится за Сарой Мюльштейн.
Сначала Леа не поняла; потом во рту у нее появился вкус горечи, а на лице медленно проступило выражение ужаса.
— Что вы сделали?.. Это не вы?.. Скажите, что это не вы!..
Рафаэль вертел в руках бокал. Он стал похож на ребенка, застигнутого врасплох и не знающего, как выпутаться.
— Я не виноват… Я не мог поступить иначе…
Мало-помалу ужас Леа сменялся отвращением.
— Вы «не могли поступить иначе»!.. Объяснитесь…
— Это долгая и сложная история. Короче говоря, гестапо арестовало меня за спекуляцию золотом. Они сказали, что все забудут, если я соглашусь сотрудничать с ними и предоставлять кое-какую информацию из издательских и журналистских кругов…