Авгур
Шрифт:
А на картине Иеронима Босха многие узнали тогдашнего магистра Иоганна фон Тифена — в образе монаха, распевающего песни под лютню. Время шло, десятилетия складывались в века, и уже мало кто воспринимал Орден как оплот христианской веры.
Пруссаки любили повоевать и делали это весьма успешно, пока за них не взялся Наполеон. Даже их тогдашние союзники — русские — ничем не смогли помочь. После битвы под Фридландом корсиканец стоял непосредственно у границы заколдованных территорий. Он готов был подогнать свои любимые пушки и смести картечью все нечистую силу, которая там найдется. Но (во всяком случае, так говорит легенда), в ночь перед выступлением Бонапарт увидел «красного человека», который являлся ему в ключевые моменты жизни. Этот «красный» прошел мимо часовых, спокойно шагнул в палатку и долго беседовал с корсиканцем. Наутро Наполеон отменил вторжение, аккуратно объехал зачарованный край и прибыл в Тильзит, чтобы встретиться с русским императором Александром.
В ходе беседы француз, если верить некоторым биографам, намекнул, что с нечистью, которая угнездилась под боком, не мешало бы все-таки разобраться — причем русским это будет сподручнее. Молодой царь вопросительно поднял бровь. Дескать, коллега, а поподробнее можно? Бонапарт, водя указкой по карте, с готовностью объяснил. Вот колдовские земли — тянутся узкой полоской вдоль побережья к северу от крепости Бальга. Они охватывают устье реки, которую пруссаки называет Прегель, и полуостров Хексенланд. Проходят к западу от Тильзита, дальше по устью Немана и, в конце концов, упираются в границы Виленской и Курляндской губерний, которые достались России после раздела Польши. Неужели русские готовы смириться с таким соседством?
Александр пожал плечами. Ну, а что здесь такого? Остальные, вон, веками рядом живут — и ничего, не жалуются. Нечистая сила, если она вообще существуют (в чем он, Александр, испытывает сомнения) ведет себя тихо и через границы не лезет. Авось и русским мешать не будет. Главное, самим туда не соваться…
На том императоры и расстались. Через несколько лет Наполеон объявил России войну, и чем это кончилось, всем известно. На Венском конгрессе, где перекраивались границы, дипломаты неодобрительно хмурились, разглядывая белое пятно на берегу Балтийского моря. Но заявить претензии на этот клочок земли никто не решился.
Жизнь в Европе бурлила, девятнадцатый век принес новые перемены. Пруссия стала частью Германской империи. Польша была теперь в составе России. Немцы воевали в Эльзасе, русские сражались в Крыму. Поляки периодически бунтовали. А на полуострове Хексенланд пропадали научные экспедиции.
В 1876 году Александр Чекановский представил проект, заинтересовавший Академию наук в Петербурге. Чекановский был видным исследователем Сибири (хотя оказался там не по своей воле, а в качестве ссыльного — за участие в восстании шляхты). Он мотался по просторам между Леной и Енисеем, изучал рельеф и рисовал карты, составлял зоологические отчеты и добрался на оленях аж до Ледовитого океана. В общем, как ученый он имел блестящую репутацию. И вот теперь он предлагал разобраться, наконец, с бесхозной землей на Балтике. Скорее всего, им двигали не только научные интересы. Поляк Чекановский наверняка понимал, что это для него
В мае отряд из 37 человек (геологи, топографы, биологи и казаки в качестве вооруженной поддержки) выдвинулся к южной оконечности Курляндской губернии. Шли на лошадях вдоль берега моря; вскоре достигли пограничной заставы. Дальше начиналась неизведанная земля, и на той стороне, буквально в ста саженях от границы лежал скелет. Как будто чудовищная змея выползла из зарослей на песок, окунула голову в воду, да так и сдохла. Шкура давно истлела, а мясо сожрали звери. При этом солдаты, служившие на заставе, клялись, что еще вчера костей на берегу не было. Скелет появился ночью и теперь аккуратно перекрывал дорогу.
Чекановский не испугался. Находка только подстегнула его научное любопытство. А зоолог, который был с ним в отряде, буквально прыгал от нетерпения. Перекрестившись, ученые с казаками ступили на запретную землю.
Спустя полгода в районе Паланги крестьяне подобрали двух оборванцев. Те страдали явным расстройством психики и не помнили даже своих фамилий. В конце концов, их все-таки опознали как участников экспедиции. Путешественники так и не смогли объяснить, как им удалось вернуться. Карта, найденная у них, была тщательно нарисована от руки, но вызывала больше вопросов, чем давала ответов. Она была испещрена загадочными значками, значение которых авторы благополучно забыли.
Два мутноватых шарика, обнаруженные в одном из карманов, в темноте неожиданно засветились. Это был первый случай, когда во внешний мир попала субстанция, которую позже назовут люминофорной смолой. Первый шарик отправили в Эрмитаж, а второй преподнесли императрице Марии Александровне в качестве сувенира.
И, наконец, последним трофеем стали рисунки неизвестных животных. При виде них академик Брандт, директор Зоологического музея, впал в экстаз и потребовал немедленно отправить еще одну экспедицию.
Однако два следующих похода не принесли результатов. Точнее, отряды просто исчезли. По этому поводу император Александр II незадолго до своей смерти имел нелицеприятную беседу с президентом Академии наук Федором Литке и великим князем Константином Николаевичем, который руководил тогда Русским географическим обществом. По воспоминаниям одного из придворных, государь пожелал узнать — ради чего мы, собственно, лезем в этот проклятый край? Больше нечем заняться? Может, за Уралом уже не осталось мест, которые надо картографировать? И на сибирских реках найдены все золотые россыпи? И, наконец, на Мурманском море уже подобрали место для заполярного порта? Если так, то он, император, готов поставить обоим собеседникам прижизненный памятник, прямо возле Адмиралтейства…
Говорят, что Литке с великим князем вышли из кабинета в крайне дурном расположении духа, и Константин Николаевич чуть не пришиб лакея, попавшегося ему на пути. Правда это или нет, неизвестно, но ученых в колдовские края больше не посылали. Впрочем, даже результаты экспедиции Чекановского еще долго будоражили умы в Академии и послужили материалом для нескольких научных трудов. В те годы, кстати, и прижился новый термин — Эксклав. Ну, не писать же в диссертации про нечистую силу?
Между тем, слухи о светящемся жемчуге, который стоит дороже алмазов и изумрудов, распространились в народе, обрастая фантастическими подробностями. Эксклав теперь представлялся чем-то вроде пещеры Али-Бабы. Ловцы удачи, готовые рисковать головой, неслись к Балтийскому морю. Такая концентрация мутных личностей беспокоила жандармское управление — а ведь ему и так хватало работы среди местного контингента, ностальгирующего по литовско-польскому государству. Пришельцев (тех, кто попроще) вежливо отправляли обратно пинком под зад, а с теми, кто побогаче и познатнее, вели профилактические беседы.