Август
Шрифт:
Я в тревоге ожидаю решения своей судьбы. Гай Октавий тайно прибыл в Рим; Агриппа идет походом на север; Меценат плетет интриги как среди друзей, так и среди врагов. Вчера он вернулся от Фульвии, краснорожей старой карги и жены пресловутого Антония, против которого Мы собираемся выступить. Сенат предоставил Октавию Цезарю такие полномочия, о которых еще месяц назад мы и мечтать не могли: вдобавок к уже имеющимся мы получили легионы, принадлежащие будущим консулам, Гирцию и Пансе; в военном отношении власть Октавия не имеет себе равных; по возвращении
И все же мне не по себе, дурные предчувствия не оставляют меня. Впервые за все это время я усомнился в правоте нашего дела: каждый успешный шаг раскрывает перед нами новые непредвиденные трудности, и каждая победа увеличивает масштабы возможного поражения.
Октавий изменился — он уже не тот, с кем мы дружили в Аполлонии. Он редко смеется, почти не пьет вина и, похоже, презирает те невинные забавы с девушками, которым мы, бывало, предавались раньше. Насколько мне известно, он не был близок с женщиной со времени нашего возвращения в Рим.
Что я говорю «насколько мне известно»? Когда–то мы знали друг о друге все, а нынче он замкнут и нелюдим, почти скрытен. И я, с которым он когда–то говорил открыто, как с другом, от которого он не держал никаких секретов в своей душе, с кем он делился самыми сокровенными мечтами, — я больше не знаю его. Может быть, это горе утраты не дает ему покоя? Или его горе переродилось во властолюбие? Или еще что–то, чему нет имени? Какая–то холодная отстраненность довлеет над ним, отдаляя его от нас.
Ожидая, пока будут собраны консульские армии, я сижу в праздности в Риме, и у меня достаточно времени, чтобы подумать об этих вещах, не перестающих меня удивлять. Возможно, я сумею лучше их понять, когда буду старше и мудрее.
Гай Октавий о Цицероне: «Он бездарный заговорщик — о чем он не пишет своим друзьям, он рассказывает рабам».
Когда появилось это недоверие, если это недоверие? В то утро, когда Октавий и Меценат поведали мне о своем плане?
Я, помнится, сказал:
— Мы будем помогать Дециму, одному из убийц Юлия Цезаря?
— Мы будем помогать себе — иначе нам не выстоять, — ответил Октавий.
Я промолчал. Меценат тоже не произнес ни слова.
— Помнишь нашу клятву той ночью в Аполлонии? — спросил Октавий.
— Помню, — ответил я.
— И я помню, — улыбнулся Октавий. — Мы должны спасти Децима, хотя и ненавидим его, ради нашей клятвы, мы спасем его, чтобы передать в руки закона.
На мгновение в его взгляде появился холодный блеск, но, казалось, он не видел меня. Затем он снова улыбнулся, как бы очнувшись.
Не тогда ли все началось?
Факты: Децим — один из убийц, — Октавий идет ему на помощь; Каска — тоже убийца, — Октавий соглашается не препятствовать его избранию народным трибуном; Марк Антоний — друг Цезаря, — Октавий выступает против него; Цицерон не скрывает своей радости по поводу убийства — Октавий вступает с ним в союз.
Марк
Но Гай Октавий мне друг…
IV
Письмо: Марк Туллий Цицерон из Рима — Марку Эмилию Лепиду в Нарбону (43 год до Р. Х.)
Мой дорогой Лепид, тебе шлет свои приветствия Цицерон и умоляет вспомнить о своем долге перед сенатом и республикой. Я бы счел излишним упоминание о многочисленных услугах, которые я имел честь тебе предоставить, если бы не был так преисполнен благодарности за оказанные мне с твоей стороны любезности. Как мы не раз заверяли друг друга в прошлом, наши разногласия всегда были самого благородного свойства и никогда не отменяли нашей взаимной любви к республике.
В Риме ходят слухи, которым я отнюдь не склонен доверять, что ты собираешься присоединиться к Марку Антонию в его походе против Децима. Я не рассматриваю вероятность подобного поворота событий всерьез и вижу за этими слухами очередное проявление опасной болезни, поразившей нашу бедную республику. Однако, я полагаю, ты должен знать, что слухи не утихают, и ради сохранения собственной чести и безопасности тебе следует принять безотлагательные меры, чтобы их опровергнуть.
Молодой Цезарь с одобрения сената и республики направляется к Мутине против преступного Антония, осадившего Децима. Не исключено, что ему может понадобиться твоя помощь. Я знаю, что ты, как и прежде, будешь придерживаться буквы закона и не допустишь его нарушения в интересах сохранения своего положения и безопасности Рима.
V
Письмо: Марк Антоний из Мутины — Марку Эмилию Лепиду в Нарбону (43 год до Р. Х.)
Лепид, я в Мутине, где мне противостоят наемные армии убийц Цезаря. Децим окружен, и ему не вырваться.
Мне доносят, что Цицерон и иже с ним шлют тебе письма, толкая тебя на измену памяти убиенного Юлия. Сообщения о твоих намерениях противоречивы.
Я человек прямой и льстить не умею, а ты дураком никогда не был.
Перед тобой открыты три пути: или ты покидаешь свой лагерь и присоединяешься ко мне, чтобы покончить с Децимом и врагами Цезаря, и приобретаешь, таким образом, мою вечную дружбу, а также власть, которую даст тебе любовь народа; или остаешься безразличен ко всем призывам и не берешь ничью сторону в уютной безопасности своего лагеря, избежав как моих упреков, так и ненависти народа — но и его любви; или, наконец, приходишь на помощь изменнику Дециму и его так называемому «спасителю», вероломному сыну нашего вождя, приобретя в моем Лице непримиримого врага и заслужив вечное презрение народа.