Августовский рассвет (сборник)
Шрифт:
Можешь ли ты назвать в Европе крестьянство, столь же притесняемое, столь же бесправное, обираемое боярином и арендатором, обрабатывающее землю деревянной сохой, задавленное налогами, избиваемое и истязаемое палачами сел — жандармами? Я лично не могу. И вот это крестьянство, голодное, измученное чахоткой, малярией и другими болезнями, плохо вооруженное и снабжаемое, погнали, как скот, на войну. Этим самым один раболепствующий преступник подписал смертный приговор своему собственному народу ради удовлетворения прихотей другого, более крупного, и к тому же умалишенного, преступника. Он, надеясь обмануть тех, кого послал на смерть, назвал
Да, людям страшно, но они и рады. Знаешь, почему они радуются? Потому что сейчас они знают о конце войны больше, чем генеральный штаб. Они знают, что скоро придет начало конца и что им тогда будет лучше. Правда, им и боязно. Они боятся смерти. Теперь, когда приходит конец их страданиям, они хотели бы оказаться в числе тех, кто останется в живых.
Нягу вытер лоб платком. Он всегда возбуждался, когда говорил.
— Да, если бы майор слышал тебя, не миновать бы тебе трибунала!
— Черт с ним! Все равно они не успели бы меня расстрелять.
И действительно, не успели бы, потому что на рассвете следующего дня русские начали наступление. Оно началось правее, намного правее нас — в направлении Ясс. Несколько часов подряд там все кипело. Настоящий поток огня и железа обрушился на немецкие и румынские позиции на том участке.
Что случилось там, мы не знали. Говорили, что русские прорвали фронт и через прорыв на юг устремились бесконечные колонны танков.
Потом канонада обрушилась и на нас. Многие из моих людей были убиты. Когда мы покидали свои позиции, нас оставалось меньше половины взвода.
Так в полнейшей панике и замешательстве началось отступление наших армий с фронта в Молдавии. Войска двигались по всем дорогам. Немецкие танки шли на полной скорости, и горе машинам и повозкам, попадавшимся на их пути! Разбитые и искореженные, они отлетали в сторону. Проходили и румынские танки, но их было мало. Стволы орудий были облеплены солдатами.
На шоссе творилось что-то невообразимое. Двигались танки, грузовики, артиллерийские орудия, повозки. Танки ревели, оглушали лязгом гусениц, водители грузовиков яростно сигналили, возницы повозок орали, каждый старался обогнать другого, колеса сцеплялись, и движение приостанавливалось. По обе стороны шоссе шла пехота, а далее, прямо по полям, подгоняя лошадей, гнали кавалеристы шли пулеметные роты на легких повозках. То и дело машины с офицерами штаба хриплыми сигналами требовали, чтобы им освободили путь. Но никто не обращал на них внимания. В конечном счете находившиеся в этих машинах вынуждены были смиряться и ждать, пока неразбериха на шоссе не сменится хоть каким-нибудь порядком. Неподвижные, словно статуи, с покрасневшими глазами, небритые, штабные офицеры отупело смотрели прямо вперед, будто не замечая, что творится вокруг них.
Нягу, я и остатки взвода поспешно шагали вдоль шоссе. Нас догоняли то кавалеристы, то артиллерийские или минометные упряжки, гнавшие прямо по полю. Мы оторвались от своей роты и от других рот нашего полка. Впрочем, царил такой хаос, что редко можно было увидеть маршировавшие в каком-то порядке группы численностью больше взвода.
Так мы шли до вечера. Солнце клонилось к закату, когда мы достигли развилки. Отсюда шоссе поворачивало влево, а вправо вела разбитая проселочная дорога.
Там, на этом перекрестке, двое штабных офицеров хмуро смотрели из машины на текущий по шоссе поток. Младший лейтенант и старшина охрипшими голосами кричали по очереди:
— Части четвертой армии — направо! Слышали? Части четвертой армии — направо!
Из-за этого приказа на шоссе опять образовался затор. Те, кто не расслышал команду и проехал дальше, возвращались теперь и поворачивали вправо, а другие, уже ушедшие вправо, пытались пробиться назад, на шоссе.
Дорога, по которой двинулся я со своим взводом и по которой должны были отступать части 6-й армии, поднималась к дальнему лесу.
Было сыро и грязно. По-видимому, несколько дней шел дождь, дорога становилась все грязнее. Она была разбита гусеницами прошедших ранее танков и колесами тяжелых артиллерийских орудий. Колонна ползла, как улитка. Если застревала какая-нибудь машина, все бросались вытаскивать ее, иначе нельзя было проехать. Возницы, шоферы, артиллеристы, покрытые грязью, вспотевшие, с искаженными лицами, кричали, ссорились, проклинали все на свете.
Когда наконец и мы добрались до леса, почти стемнело. Лес был битком набит повозками, машинами, орудиями всех калибров. Настоящее столпотворение. Мы прошли мимо группы старших офицеров, среди которых было несколько генералов. Офицеры курили.
Высокого роста офицер подошел к группе генералов.
— Имею честь представиться: майор Полизу. Господин генерал, какой будет приказ? Идти дальше или на ночь остановиться в этом лесу?
— Из какой ты части, господин майор? — набросился на него генерал. — И где твой командир полка?
— Не знаю! Мой батальон оставил позиции последним. Какие будут указания, господин генерал?
— Никаких указаний! — резко ответил ему генерал. — Мы сами ждем приказа. Где твои люди?
— Они здесь.
Метрах в тридцати стояли в ожидании солдаты — все, что осталось от батальона майора.
— Пока располагайся здесь, в лесу. Может, получим какой-нибудь приказ.
Я услышал, как майор, проходя мимо меня к ожидавшим его людям, пробормотал:
— Совсем голову потеряли, черт их побери!
Где-то неподалеку вспыхнули костры.
Генерал, только что разговаривавший с майором, набросился теперь на кого-то из приближенных:
— Скажи этому ослу, чтобы потушил костер! Если противник обнаружит огонь, от нас мокрое место останется.
Офицер сделал несколько шагов в сторону костра и крикнул:
— Эй ты там, погаси костер, а то заметят с самолетов!
Приказ стали передавать дальше от человека к человеку, а поскольку костры уже вспыхнули повсюду, несколько минут только и слышалось:
— Погасите костер, а то нас обнаружат! Приказ генерала… Погасить огонь!
Один за другим костры погасли. С той стороны, откуда пришли и мы, продолжали подходить войска. Сотни и тысячи людей, десятки и сотни машин, повозок, орудий. Многие, добравшись до леса, начинали искать себе место для привала до утра. Некоторые, кто еще мог двигаться дальше, пытались пробиться вперед. Это, однако, было нелегким делом. В лесу, где прошел сильный дождь, дорога сделалась непроходимой. Я видел, как танки могли пройти, лишь съехав с разбитого шоссе.