Авианосцы адмирала Колчака
Шрифт:
У Отдельного корпуса жандармов были другие задачи, и ни на день не прекращалась война, глазу невидимая. Получив общего врага, жандармы и военная контрразведка медленно налаживали отношения с германскими коллегами. И это принесло плоды. Летом 1916 года граф Татищев, расхлебывавший последствия либерализма Джунковского на посту командующего корпусом, получил сообщение из Берлина. Кайзеровская разведка узнала, что секретная служба Великобритании MI-6 готовит подрывные действия, способные ослабить Россию изнутри. А именно — засылку революционеров-экстремистов левого толка, снабженных оружием и деньгами.
Указывался даже путь следования — через нейтральную
У Дмитрия Николаевича Татищева сложилась удивительная карьера. В совершенно короткий срок он превратился из заурядного поручика в губернского предводителя дворянства, а потом и Ярославского губернатора, действительного тайного советника. А все потому, что при начальниках средних и высоких он служил помощником по особым поручениям, привыкнув дела щепетильные решать особым же способом. Жизнь заставила вспомнить навыки молодых лет и отбросить щепетильность.
— Ваше превосходительство, штабс-ротмистр Гершельман по вашему приказанию прибыл!
— Проходите, Сергей Дмитриевич, присаживайтесь. Разговор долгий предстоит. Как, кстати, здоровье батюшки?
Генерал-лейтенант Дмитрий Константинович Гершельман, в прошлом начальник штаба жандармского корпуса, давно на пенсионе. Для генералов, привыкших к действию, а не покою, отставка хуже смерти.
— Благодарю, ваше превосходительство. Не хворают.
— Славно. Для вас, Сергей Дмитриевич, как офицера, находящегося в начале карьеры и сына моего старого товарища, я приготовил доверительное, а главное — весьма щекотливое задание. Вам знакома фамилия «Ульянов»?
— Так точно. Брат казненного террориста Александра Ульянова, левый социал-демократ. Проживает в эмиграции.
— Замечательно быть молодым. У вас не память — картотека ходячая. Поступили сведения, что означенный господин Ульянов в течение месяца прибудет в Россию с самыми что ни на есть подрывными целями.
— Установить наблюдение и при злоумышленных происках задержать? Виноват, ваше превосходительство, однако я в конной жандармерии. Чем могу быть полезен?
— В том-то и соль, Сергей Дмитриевич, нельзя допустить его в Санкт-Петербург. Здесь он навербует сторонников в Советах и станет как Чернов — публичный деятель, арестовать его запросто не выйдет, ибо новые забастовки и волнения нам ни к чему. Ульянов замышляет единственное злочиние — свержение монархии, и когда он к нему приступит, будет поздно. Иностранные коллеги считают его исключительно опасным типом. Поэтому никакого дознания и суда. Он приедет в Гельсингфорс и должен остаться в нем навечно.
— Стало быть, я обязан его уничтожить, — понял наконец Гершельман. — Без письменного приказа и, так сказать, приватно. То есть как уголовный преступник.
— Именно! Тем паче при нем будет изрядная сумма денег. Ежели сможете обставить как заурядное ограбление, Отечество будет вам весьма признательно.
— А если попадусь?
— Ничем помочь не смогу, извините. Разве что после,
— Так точно, ваше превосходительство!
— Тогда берите папку с бумагами на Ульянова. — Татищев хотел добавить «и с Богом», но сдержался. При очевидной полезности задания для страны божеским назвать его трудно.
Гершельман, окрыленный и озадаченный одновременно, выпорхнул из Петербургской жандармской штаб-квартиры на улице Фуршадской, а командующий корпусом начал выстраивать следующую ловушку социал-демократам на случай, ежели штабс-ротмистр провалит задание.
Известие из Лондона, пришедшее через неделю, превратило одиночную акцию в крайне трудное задание. Татищев предполагал, что Ульянов может ехать не один, а в сопровождении двух-трех революционеров, оттого и рекомендовал Гершельману избрать помощника. Однако германский список, частично подтвержденный собственной русской агентурой, получился угрожающе большим. О господах, ранее в поле зрения жандармерии не попавших, доложил начальник штаба корпуса полковник Никольский:
— Ваше превосходительство, угрозу как распространители революционной заразы могут нести следующие лица: Аксельрод Товия Лейзерович, Аптекман Иосиф Васильевич, Бронштейн Семен Юльевич, Бронштейн Роза Абрамовна, Гишвалинер Петр Иосифович, Добговицкий Захария Лейбович…
Похоже, начштаба читает список от еврейской революционной партии БУНД, решил граф. Ну, они не так страшны. А что же левые социал-демократы?
— …Шейкман Аарон Лейбович, Шифрин Натан Калманович, Эренбург Илья Лазаревич, — дочитал Никольский фамилии по алфавиту из первого принесенного им листа. — Это РСДРП, большевики.
— Неужто одни евреи?
— Никак нет, ваше превосходительство. Жена Ульянова — русская, и сам он наполовину; возможно, двое-трое других, если только это не евреи, взявшие русские псевдонимы. Ульянова-Крупская нам известна давно, я новых перечисляю. Разрешите продолжить? MI-6 готова подбросить нам и социалистов-революционеров. Из проживающих в Англии опасность представляют: Веснштейн Израиль Аронович, Клюшин Борис Израилевич, Левинзон Меер Абрамович, Натансон Марк Андреевич, Розенберг Лев Иосифович и Фрейфельд Лев Владимирович. За точность фамилий источник не ручается, так как начально они писаны по-английски с русского звучания, а он обратно на русский перевел. Далее списки Еврейской рабочей партии «Поалей цион», Еврейского рабочего союза БУНД, Сионистской рабочей партии. От польско-литовской социал-демократии одна только Роза Гольдблюм.
— Однако же! Мне докладывали, что у левых много евреев, выкресты и в Госдуму пробрались. Владимир Павлович, как по вашему мнению, отчего враги нашего порядка в большинстве своем жиды?
Начальник штаба, тоже евреев на жаловавший, смотрел на пейсатое бунтарство прагматично.
— Не вижу в том ничего удивительного, ваше превосходительство. Черта оседлости не отменена. Как война началась, с северо-запада полмиллиона отселили за Урал. Пусть сгоняли их с бедных и тесных еврейских местечек, но с обжитых. Считайте — в чисто поле.