Авиатор: назад в СССР 10
Шрифт:
— Вы боитесь за капитана Мадейра? — спросил Эбо.
— Я вообще считаю, что им пока всем рано начинать боевые вылеты. Невозможно за пару десятков часов подготовить воздушного бойца. Нужно время. А на такой взлёт тем более. Вы просто потеряете лётчика и самолёт, — сказал я.
Офицеры быстро переглянулись, и дело теперь было за решением Совенко.
— Иди, готовься, — сказал Тимур Борисович, и я вышел из кабинета.
Сегодня решено было не выдвигаться в долину. По докладам кубинцев, недалеко от тех самых мест обнаружены отряды УНИТовцев, а значит, подвергать техсостав опасности никто не будет.
До конца дня я был на стоянке. Все трое моих обучаемых сегодня летали самостоятельные полёты по кругу и в зону.
Странное это чувство, когда ты отправляешь в полёт своего ученика. Пусть и не я всему научил этих ангольцев, но какую-то часть своих знаний и умений я им дал. Теперь могу себе представить, что чувствовали мои инструкторы в училище, оставаясь на стоянке в ожидании нашей посадки.
На посадочном курсе появился наш МиГ-21. Сейчас в кабине Фронте и это его первая самостоятельная посадка без меня.
За спиной о чём-то судачили Мадейра и короткостриженый Рете. Они тоже обратили внимание, что я не свожу глаз с предпосадочной прямой.
— Мештре, Фронте сядет? — спросил у меня Рете.
— Не сомневаюсь.
МиГ-21 прошёл дальний привод. Снижается ровно, самолёт не разбалтывает. Красиво и очень плавно, проседает над полосой всё ниже и ниже. Фронте слегка подбирает нос истребителя, чтобы не клюнуть на выравнивании.
Ближний привод прошёл. Слышно, как у самой полосы меняется звук двигателя. Ещё немного и произойдёт касание. Я так за себя не переживаю, как за этого ангольского парня.
Есть касание! Повторно оторвался, но задержал ручку и начал пробег по полосе. В этот момент я слегка присел и подпрыгнул. Будто сам сейчас в кабине и ощущаю все органы управления. И только, когда Фронте выпустил тормозной парашют, я опустил руки, которыми повторял все предполагаемые движения своего подопечного в кабине.
Самолёт зарулил на стоянку, и в кабине можно заметить, как темнокожий парень широко улыбается. Бубко помог ему выбраться и Фронте подошёл ко мне с докладом.
Говрил анголец на португальском, но всё и так было понятно. Мадейра перевёл мне слова Фронте, и я крепко пожал руку этому парню.
— Поздравляю! Есть ошибки, которые я заметил со стороны, но всё пройдёт. Главное лётное дело любить и стремиться совершенствоваться.
— Обригадо, мештре! — благодарит меня Фронте, вновь называя «мастером».
— Вы, может, перестанете меня так величать?! — улыбнулся я. — Приятно, конечно, но уровня мастера я ещё не достиг.
— Ну, вы и, правда, мештре, — сказал Мадейра. — Кубинские товарищи о вас много говорили. И маниньё вас хвалит.
— Маниньё? — переспросил я. — Это кто ещё такой?
— Вы на русский переводите это слово, как «братишка». Так, на маниньё сказал, — улыбнулся Мадейра, почесав свою кудрявую голову.
— Ну, а кто он? Как его зовут? — улыбнулся я.
Маниньё оказался Барсов. Кто бы ещё это мог бы быть?! Именно так Марик просил своих подопечных его называть.
За этими самостоятельными вылетами я чуть не забыл, что мой товарищ сегодня совершил очень непростую посадку в поле. О чём он в тот момент думал, не знаю. Надеюсь, что Марик просто хотел сохранить самолёт. Их и так не очень много в данный момент в Лубанго.
Фронте начал у меня что-то спрашивать.
— Мештре, а завтра будет перегон самолёта? Вы полетите? — перевёл мне его слова Мадейра.
— Да. Задача поставлена мне. С рассветом выдвинемся туда и будем готовить самолёт, — ответил я, присаживаясь на лавку под навесом на стоянке.
— Это сложно. Вы думаете, у вас получится? — задал мне вопрос Мадейра.
— Если не получится взлететь, то с реактивными ускорителями буду ехать через лес напрямую до самого Лубанго, — улыбнулся я. — Если сразу самолёт не развалится, и я останусь ещё жив.
— Вы так спокойно говорите об этом. Настолько уверены, что всё получится? — перевёл Мадейра мне вопрос Рете.
— Конечно. Я же всё рассчитал, — ответил ему и похлопал по плечу.
Работа на аэродроме сегодня подошла к концу. Переодевшись, мы вчетвером заспешили в УАЗик, который отвозил нас постоянно к жилищу. Когда я залезал в машину, меня по имени окликнул детский голос.
Повернувшись назад, я увидел того самого мальчугана, которого прикрыл в лесу от УНИТовцев. Паренёк подбежал ко мне и обнял, упёршись носом в живот.
— Мештре, я только недавно узнал, что это именно вы спасли моего племянника в лесу, — подошёл следом за ним Фронте, чьи слова переводил мне наш советский переводчик, сидевший на переднем сиденье УАЗика.
— Значит, вы родственники? — спросил я.
— Да. Вот хочу показать ему самолёты. Он сказал, что мечтает о полётах и тоже пойдёт в лётчики.
— Это хорошая мечта, — ответил я и достал из кармана конфету «Барбарис», привезённую по линии «Совиспана».
Малец поблагодарил меня и ушёл вместе со своим дядей к стоянке.
Мир очень тесен! Кто бы мог подумать, что этот мальчик и мой подопечный — родственники. Случись что с пацаном, и Фронте бы уже носил траур не только по матери. Ему и так непросто. В любом случае, по-другому в той ситуации я бы не поступил.
Приехав в наш дом, мы сразу же застали в нашей комнате Марика. Он лежал на боку под накомарником в одних трусах. Глаза были широко открыты, а сам он смотрел в стену и только сопел.
Откуда-то в комнате появился кассетный магнитофон советского производства с надписью «Романтик». Странно, что не нашёл в Анголе Марик зарубежных аналогов.