Авиатор: назад в СССР 10
Шрифт:
Один слой, второй, высота подходит к отметке 2000 метров. Продолжаю снижение, но по-прежнему в облаках.
Выскакиваю из серой ваты только на высоте 600. Полоса осталась у меня справа, но видимость хорошая.
— 110й, 600 занял, полосу вижу, готов через привод зайти.
— 110й, правым разворотом разрешил. Контроль выпуска шасси и механизации.
Взлётно-посадочные устройства выпустил. Ручку управления плавно отклонил вправо и начал дальнейшее снижение. Торец полосы приближался.
И только сейчас я вспомнил, что тормозной парашют у моего самолёта отсутствует. А длина полосы 2300 метров.
Не так уж и мало, но хотелось бы больше. Продолжаю снижаться к ближнему приводу. Скорость начал гасить чуть раньше, обороты двигателя проконтролировал. Ближний привод прошёл на высоте 30 метров. Тут как бы и на грунт не сесть.
— На оборотах! На оборотах! — начинает кричать в эфир руководитель полётами.
Надо было его предупредить, что у меня нет тормозного парашюта, но уже поздно. Пролетел огни подхода, выравниваю самолёт прямо над зеброй. И… есть касание! Самолёт доставлен!
Полосу быстро освободил и порулил на прежнее место стоянки. Тут уже большая группа техников всех трёх национальностей собралась для встречи.
После выключения я вылез из кабины и обнаружил себя мокрым насквозь. Будто попал под дождь, который судя по лужам на стоянке, прошёл в Лубанго недавно.
Совенко тут как тут. Подъехал с кубинским полковником и подошёл ко мне. Вид серьёзный, но руку протянул заранее для рукопожатия.
— Молодец, Родин, — похвалил он меня. — Напишу в Москву, чтобы представили тебя к медали.
— Спасибо, но у меня в лётной практике были и похуже ситуации, — ответил я. — За них мне хотели выговора объявить.
— Здесь тебе… не там, в общем, — улыбнулся Совенко.
Дель Потро больше всего восхитился заходом по крутой глиссаде и посадке в самый торец полосы.
— Очень плавно сели, что не так легко сделать на МиГ-21, — заметил кубинский полковник.
— Полоса короткая, поэтому нужно было подстраховаться, чтобы не выкатиться.
— А руководителя полётами предупредить ты не мог? — спросил Совенко.
— Мысль родилась слишком поздно. Мы с ним решим этот вопрос, — улыбнулся я.
— Я тебе решу! — пригрозил мне указательным пальцем советник командующего ВВС и ПВО.
И ведь пару минут назад полковник мне медаль хотел выписать. Вот как всё быстро может поменяться!
Через пару дней я и Марик вернулись к дежурству на аэродроме. Периодически нас поднимали на перехват воздушных целей, но ЮАРовцы не были глупыми людьми.
Противовоздушная оборона у Анголы была весьма неплохой и насыщенной. Чтобы её преодолеть, нужно идти на риски потерять определённый процент своих самолётов. На это южноафриканцы идти не хотели. Пока всё у нас ограничивалось взаимными подходами к границе.
А вот на земле война шла серьёзная. Тут и танковые прорывы, и миномётные обстрелы, и работа «Градов». На эту операцию делалась определённая ставка, поскольку на юго-восточном направлении, благодаря и авиации в том числе, ангольцы медленно продвигались. Тут ещё и новые лётчики братской африканской республики приехали.
В отличие от троицы моих подопечных эти были предоставлены своим — ангольским инструкторам. Тем лётчикам, которые уже имели большой опыт полётов.
Таким образом, моя командировка преодолела свой экватор. Это если верить заявлению Совенко, что ангольцы скоро сами будут справляться. Но меня смущал тот факт, что африканские лётчики не отработали ещё полёты в плохую погоду.
Как раз сегодня есть возможность полетать при установленном минимуме погоды. За окном дождь, а тёмно-серые облака нависли над аэродромом. Нижний слой облачности очень плотный, но ещё ниже тянуться разорвано-слоистые облака, ухудшающие видимость полосы после прохода ближнего привода.
Штыков на указаниях доложил о погоде, поскольку это он летал с Гусько на разведку. После его доклада, майор Эбо решил не запрещать своим лётчикам летать самостоятельно. И это уже становилось опасным.
После указаний, я подошёл к Штыкову с этим вопросом.
— Товарищ подполковник, надо их готовить и в плохую погоду летать. Нельзя их сейчас самих отправлять в полёт, — сказал я, когда Валентин Николаевич собирался на улицу для перекура.
— Родин, вот почему ты считаешь себя самым умным? Их командующий решение принял. Чего тебе ещё надо?
— Мне нужно, чтобы никто из моих подопечных не разбился в плохую погоду, — ответил я.
— Тогда иди к их командиру и скажи это. Мол, они не готовы. Сегодня не летают, — ответил мне Штыков.
— Я могу с ними слетать.
— Сергей, делай, как хочешь, — махнул рукой Штыков и вышел на улицу.
К моим словам ангольцы прислушались, и дали нам возможность полетать инструкторами.
Закончив вылеты с Мадейрой и Рете, пришла очередь лететь Фронте. Запустились мы с ним быстро и порулили на исполнительный старт. Не так уж хорошо, но я начал гораздо лучше понимать португальский язык ангольцев.
— Сам взлетишь, а я подстрахую, — передал команду Фронте.
Вырулили на полосу, выровнялись по осевой линии и Фронте начал медленно зачитывать карту контрольных докладов. Это было так долго, что я уже не выдержал и сам запросил взлёт.
— 311й, разрешил, — прозвучала команда на взлёт и Фронте тут же бросил доклады.
— Прошу набор до верхней границы облачности, — запросил я и мне дали положительный ответ.
Разгон по полосе. Отрыв, и Фронте поднимает самолёт всё выше и выше. Облака проносятся за кабиной. Сменяются тонким слоем, и вот уже видна синева неба.
На отметке в 1000 метров, мы вышли из облаков. Вдали можно увидеть тонкую полоску горизонта и берега Атлантического океана. Солнце светит ярко, ослепляя своими лучами. А под нами широкая серая масса облаков.