Авиатор: назад в СССР 7
Шрифт:
Глава 19
На малой скорости нет возможности сманеврировать и уйти в сторону. Шасси быстро не убрать, а запаса высоты у меня нет. Ракета приближается, и я даже не успел испугаться. Правой рукой каким-то непостижимым образом успел выпустить весь запас ловушек АСО и снова схватиться за ручку управления.
Рычаг управления двигателем перевёл в положение «Стоп». Тут же самолёт начал резкое снижение. Белая «змея» исчезла в ярких вспышках ложных тепловых целей, но не бесследно.
Тряхнуло
— Подбирай! Подбирай! — давал мне подсказки руководитель полётами.
Ручку управления самолётом начал тянуть на себя, но без толку. Всё мигает, полоса приближается. Я схватился за ручку двумя руками, а в педали упёрся двумя ногами. Не знаю как, но получилось выровнять машину.
— Сейчас касание! Задержи! Парашют! — продолжил командовать руководитель полётами.
Плюхаюсь на бетон, но шасси выдерживает. Пытаюсь держать направление, но самолёт болтает из стороны в сторону. Выпускаю парашют, но скорость слишком большая.
— Обрыв! Тормози! — сказал мне руководитель полётами.
Самолёт начинает сбавлять скорость, но не получится у меня остановиться до конца полосы. Начинаю тормозить аварийно.
— РУД на СТОП, — подсказывает мне руководитель полётами.
— Уж… же, — тяжело отвечаю я, замедляясь перед крайней рулёжкой.
Проезжаю торец, сбив при этом пару фонарей светотехнического оборудования, что подсвечивают полосу. Ещё немного и упираюсь носовой стойкой в какой-то бруствер. Надо живее выпрыгивать из самолёта.
Оказавшись на Шиндандском песочке, я осмотрел свой МиГ со всех сторон. Фюзеляж утыкан дырками, а закрылок на левой консоли разрушен наполовину. Тормозные щитки отсутствовали, а створки отсеков шасси болтались на соплях. Двигатель теперь можно было изучать, не снимая его с самолёта. Обшивка гондолы силовой установки была сильно повреждена. Я совершенно не понимаю как во всём этом многообразии повреждений, целыми остались топливные баки?
За спиной был тот самый хребет, откуда и был выполнен пуск. Сейчас туда неслась пара Ми-24, чтобы погасить эту огневую точку. С ходу начали «крокодилы» атаковать. Первыми применили неуправляемые снаряды, подняв столбы пыли с земли. Несколько разрывов и дело сделано. Вертолёты ещё продолжали кружиться в районе хребта, а ко мне уже ехала вереница машин.
Возглавлял эту колонну командирский УАЗик. Пройдя по распаханной песчаной земле в сторону полосы, я остановился на бетонке, чтобы встретить командира. Его автомобиль, взвизгнув тормозами, остановился в паре метров от меня, чуть не наехав мне на ноги. Ракета не убила, так дело сделает водила!
— Давайте живее! — командовал Томин, указывая как нужно подъехать к самолёту. — Аккуратней, а то у него ракеты подвешены, — сказал Валерий Алексеевич, подойдя ко мне и надев фуражку.
Командир молча смотрел на меня, тяжело дыша. Он ещё даже не успел снять с ноги свой наколенный планшет после вылета, а комбинезон был насквозь мокрый от пота.
— Товарищ полковник, поставленная задача выполнена, — приложил я руку к голове, с которой я ещё не снял шлем. — При выполнении посадки…
— Отставить, — сказал Томин. — За то, что самолёт посадил, стоило бы наградить, — пожал мне руку Валерий Алексеевич.
— Служу Советскому Союзу! — весело и громко сказал я, но тут же мне стало совсем не смешно.
Томин сильно сжал руку. Хватка у командира бульдожья. Я прочувствовал все кости и фаланги пальцев.
— А вот за то, что не выполнил мою команду, изничтожу тебя шкет, как плешивого зайца. Понял? — продолжал перебирать мои пальцы в ладони, доставляя мне очень сильный дискомфорт.
— Так точно, товарищ командир, — ответил я, и Томин отпустил мою руку. — А вы предполагаете, что уход на второй круг спас бы меня от ракеты?
Не мог я не сказать этого. Ведь слишком всё удачно для меня сложилось. Будь я чуть выше или дальше от полосы, прямого попадания ПЗРК я бы не избежал. А там не факт, что успел бы катапультироваться.
— Трудно сказать, — признался Томин и пошёл к самолёту. — Прыгай в машину и в штаб. Есть о чём поговорить.
— Товарищ командир, можем и здесь.
Валерий Алексеевич посмотрел на меня, словно ястреб на полевую мышь. Только вот, я не грызун.
— Дерзкий ты, Родин. Так и летаешь, — подошёл командир ко мне и предложил сигарету, на что я помотал головой в знак отказа. — Почему ты такой неправильный?
— Ничего плохого в отказе от курения я не вижу, — ответил я.
— Я не только про папиросы. Пьёшь редко, не по годам умный и серьёзный, особенно с девушками…
— Валерий Алексеевич, личную жизнь давайте не трогать.
— О как! Ладно, с девушками сам разберёшься. Ты мне вот что скажи, какого хрена происходит у нас?
— Вы про странные дела, происходящие в полку после перебазирования в Шинданд? — уточнил я и Томин утвердительно кивнул. — Не знаю, помните ли вы, но после того обстрела…
— Опять ты за своё. Сдался тебе бред того афганца. Его самого уже нет в живых, — махнул рукой командир и бросил под ноги скуренную сигарету. — Что там Викентьевич?
Заместитель по инженерно-авиационной службе перемещался вокруг самолёта, показывая техсоставу на самые характерные повреждения, не забыв при этом добавить междометий и наречий в матерной форме.
— Викентич, ну чего там? — повторил вопрос командир.
— Да тут… короче… полный… — пытался обрисовать масштаб работы инженер.