Авиатор: назад в СССР
Шрифт:
В здании ДОСААФа на меня смотрели настороженно, будто перед ними призрак какой-то. Кто-то из школьников стороной обходил, но преподаватели спрашивали о состоянии здоровья. Интересно, из вежливости или действительно переживают.
Я нашел своего инструктора, Георгия Сергеевича Курина. Память предыдущего Родина подсказала его внешность. Невысокого роста, редкие тёмные волосы и несколько вставленных железных зубов.
Мне вспомнилось, что сюда меня привёл дедушка Вова. С Куриным они знакомы давно, но при каких обстоятельствах
Разговор получился непростым. Вернее, он стал непростым после длинного монолога Георгия Сергеевича, описывающего меня во всех красках. Потом, вроде, он успокоился и перешел к нравоучениям.
— Родин, ты в лётное поступаешь. Узнают, что разбил самолёт — забудешь про полёты навсегда, — продолжал наставлять меня Курин.
— Все понимаю, Георгий Сергеевич. Как вообще такое могло получиться? Я ударился и не помню ничего.
— Если честно, не понимаю, как ты вообще выжил. Стойки шасси сломаны, лопасти и двигатель всмятку, а на тебе ни царапины. Шишка вон торчит только.
Мы спустились вниз, и вышли на задний двор, который был одновременно и стоянкой самолётов. Отсюда, самолёты выкатывали к взлётно-посадочной полосе. Бетонная площадка, заставленная спортивными воздушными судами прежних лет. Вернее, в этом времени они ещё были в норме — свежевыкрашенны в зелёные и красно-белые цвета, чёрные следы копоти на капотах силовой установки. Поршневые «прадедушки» Российской авиации!
Одно из мест здесь и занимал разбитый Як-18. Мы подошли к нему, и голову вновь пронзила невероятная боль. Будто снова пережил аварию. Вспомнилось каждое движение, отклонение органов управления и как вела себя машина.
Вот я пытаюсь выпустить шасси, но давления в воздушной системе не хватает. Стойки не выходят. Начинаю гасить скорость, но ручка управления самолётом не слушается. Начинаю изменять обороты двигателя и тоже ни в какую.
Шасси аварийно выпустил, ручку управления уже перед самым касанием смог отклонить на себя, а затем удар.
— Шасси не выходило, управление не слушалось. Может проблема в тросовой проводке? — спросил я. Курин посмотрел на меня удивленным взглядом. Видимо, не ждал подобного предположения.
— Ещё не разбирались. Комиссия будет решать. Пока от полётов тебя отстранили. Учи мат часть, — сказал Георгий Сергеевич и похлопал меня по плечу.
Из всего этого следует вывод, что не был Серёжка Родин неумелым. Система управления на Як-18 отказала, плюс шасси не вышли сразу. В 17 лет мало кому бы удалось посадить после такого самолёт. И, как это не печально, парень должен был погибнуть, что и произошло. Но непостижимым образом наши с ним временные линии в этот момент пересеклись. Я погиб на войне, а он при заходе на посадку. Так должно было случиться, но получилось то, что получилось. Назовём это — гибрид сознаний.
— Что ты сейчас сказал про временные
Наследие эпохи Сталина — трехэтажный дом, потолки в квартирах высоченные, кубатура большая, а балконы маленькие. На первом этаже в таких домах помещения для магазинов или кафе.
— Я вслух сейчас всё говорил?
— Ну, так. Бормотал что-то под нос. Я только про временные линии разобрала. Сегодня гуляем вечером?
— С тобой? — спросил я. Ты по гороскопу олень, Родин? А с кем ещё тебе может девчонка предложить гулять! — Да, давай. Зайти за тобой?
Анечка засмеялась и кивнула головой. Отдав ей портфель, я зашагал к своему дому, ощущая на себе женский взгляд.
В размышлениях о будущем, дошёл до своей хрущёвки.
Опускаем все голливудские и мосфильмовские фантастические сюжеты и делаем вывод, что я попал в тело семнадцатилетнего парня в 1976 году. Мир не альтернативный и не какая-то часть безумной марвеловской мультивселенной.
Диспозиция у меня следующая. Выпускной класс, скоро экзамены и мои документы поданы в лётное училище. Это все хорошие новости.
Из плохого — я дрыщ. Это надо исправлять. Несмотря на то, что при виде Анечки, мой разум начинает затуманиваться, благодаря скрытым низменным инстинктам моего предшественника, все внимание нужно уделить экзаменам и своему развитию. Ещ"e бы денег, где достать. Вряд ли у моих стариков солидный бюджет. Короче, работаем!
— Родин, стой! Дело есть, — крикнул мне Костя Бардин, движущийся в сопровождении двух своих подельников.
Напыщенный вид, разминание кулаков и засученные рукава — все внешние признаки готовности ко второму раунду со стороны этого трио.
— Не вздумай бежать! — крикнул мордоворот, которому я выкрутил сегодня пальцы. Дима Бодров зовут этого атлета.
— А то мы зн... знаем тебя, — впервые услышал я Саву Бочкина — третьего члена группы, который слегка заикался.
Я положил дипломат и пиджак на скамейку перед подъездом и расстегнул рукава. Всем своим видом показывал, что готов принять вызов и не отступить. Пока непонятно, в чем суть претензий со стороны Кости, но утренний удар по самолюбию он не мог оставить без ответа.
Трем богатырям оставалось до меня несколько шагов. Тактику я уже продумал наперед. Как буду вырубать одного, ударом в «солнышко». Уход в сторону от второго с аперкотом через руку. С третьим проще. Он уже будет думать. Главное, чтобы в моём хилом тельце хватило сил для пары этих ударов.
Бардин замедлился и остановился передо мной, затормозив руками своих товарищей.
— А ты не слишком осме...осмелел, Ро...Родин? — спросил Сава.
Полез вперёд главаря — по шее на! Костя не постеснялся отвесить ему небольшого «леща» при мне. У них в тройке тон задаёт именно Бардин. Нельзя вперёд него!