Авирон(Повесть)
Шрифт:
Тысячи глаз смотрели, и тысячи сердец бились в ожидании великих божьих слов, великих божьих дел. Весь сонм стоял на ногах; древние старики оперлись на палки и ждали, подняв лица и моргая слезящимися глазами; крепкие мужи, неподвижно уставя головы, наморщили брови, разве изредка кто-нибудь погладит черную курчавую бороду; женщины иногда вскидывали со страхом глаза на тучу, а больше следили за детьми, как бы они, заигравшись, не отбежали да, боже сохрани, не коснулись бы горы. Матери помоложе, те и совсем не отпускали от себя детей, а держали их за руки или прикрывали полами одежды. И только чья-то собачонка
— Смотрите, смотрите… Собака… — зашелестело в толпе.
— Чья это?
— А я знаю?
— Умрет.
— Нет. Он сказал про скотину и про людей, а это пес.
И все шептались и ждали чего-то, но никто не прикрикнул и не отогнал пса от горы. А тот побегал-побегал, помахал хвостиком, потом стал передними лапами на валун и, подняв голову, тоненько и неприятно завыл.
И в эту минуту неведомо откуда прилетел острый камень и ударил пса возле уха. Заскулив, собака закрутилась на одном месте, а кровь брызгала из раны и окропляла валун. Потом она упала, заскребла песок лапами, а еще немного погодя лежала уже неподвижно в красной луже, оскаля зубы. Но о ней тут же все забыли, потому что произошло кое-что гораздо более страшное.
Туча над вершиной горы росла и росла, скоро дым окутал всю гору, закрывая солнце; и вдруг раздался громовой рев труб, словно тысяча их была за тучей и трубили в них гиганты. Страх охватил всех людей, мужчины упали на колени, женщины прижимали к себе детей, а в далеком стане завыли привязанные псы.
И все увидели, что Моисей бежит с горы, и кричит что-то, и машет руками, словно зовет. Высокий, старый, он бежал стремительно, как юноша, а длинные седые волосы развевались ореолом над его головою.
— Что он кричит? Кого он зовет? — зашумели в толпе, потому что за громом и звуками труб ничего нельзя было разобрать.
— Он нас зовет! Нас! — закричали передние.
— Нас зовет пред лицо бога!
— Пойдем! Пойдем увидеть господа сил!
— Не ходите! Не ходите! — кричали другие. — Мы не хотим умирать!
— Не может человек вынести взор бога, и сияние венца ослепляет смертного!
И еще страшнее взревели трубы, и загрохотал гром. Слава всеведущего предстала перед Израилем, и сила всесильного показалась въявь. И закричал народ:
— Не пойдем! Ты, Моисей, избранник божий, и тебе глагол его. Говори ты с ним, а мы с тобою.
И затихли громы и трубы. И Моисей закричал толпе:
— Велик господь, бог Израиля! Видели, как он страшен? Слышали глас труб небесных?
Но бойтесь услышать глас самого всевышнего! Бойтесь! Бойтесь!. Бойтесь!..
И снова взревели громы и трубы. Моисей снова побежал на гору, а люди, перепуганные, ошеломленные, в страхе закрывая головы полами одежд, бежали от горы и, только отбежав подальше, останавливались из любопытства.
И все видели, как Моисей смело вошел в черную тучу на вершину горы, и все слушали и понимали, что вот как настает молчание — это, значит, говорит Моисей, и его голоса не слышно, а как загремят громы и трубы — это господь
III
А вернувшись с горы, Моисей принес с собой закон господа. Прежде не было закона. Принес и читал его старейшинам, и были там великие и мудрые слова:
«Не делайте себе богов из серебра и богов из золота не делайте, а сложите мне алтарь из земли и на нем приносите жертвы».
«Кто побьет отца своего или мать — умрет. Кто поносит отца своего или мать — умрет».
«И если дерутся двое мужчин, и поразят беременную, и нанесут вред ее младенцу — да будет око за око и зуб за зуб, рука за руку, язва за язву, вред за вред».
«И если вора изловят ночью и убьют — нет в этом убийства. Если же над ним взойдет солнце прежде, чем он умрет, — смерть и тому, кто убил его…»
«Не озлобляйте пришельца и не обижайте его, ибо душа его вам ведома — сами были пришельцами в Египте. И вдову и сирот не озлобляйте, ибо, если вы их обидите и они, застонав, возопят ко мне, — услышу их и разгневаюсь, и в ярости побью вас мечом. И станут жены ваши вдовами и дети ваши сиротами».
«Шесть лет засевай землю свою и собирай плоды, а на седьмое лето дай ей отдых. То же сделай и с виноградом и с маслинами».
И много еще всяких мудрых и святых слов. А под конец господь возгласил устами Моисея: «Слушай, Израиль! Вот посылаю ангела моего пред лицо твое, да охранит путь твой и введет в землю, которую я тебе уготовил. Слушай его и не ослушайся, ибо имя мое на нем. И если послушаешь и сделаешь все, как повелю, — буду врагом врагов твоих и воспротивлюсь противникам твоим. И благословлю твой хлеб, и твое вино, и твою воду, и отвращу от тебя недуг, и число дней твоих умножу. И устрашу все народы, мимо которых пройдешь, и обращу всех твоих противников в бегство».
И Моисей записал все эти божьи слова в большую книгу и объявил, что торжественно и всенародно прочитает их. Люди радовались предстоящему зрелищу и новой теме для бесконечных рассказов, и все были довольны.
Моисей велел соорудить у подножия горы большой каменный алтарь, а вокруг еще двенадцать поменьше, по числу колен израилевых. Алтари предстояло сооружать молодым, которым также приказано было собрать сухой травы, хвороста, сухого навоза — вообще всего, что может гореть, на чем можно было бы жечь жертву богу.
Авирон был счастлив, что и он может приложить руки к святому делу, что в посвященных богу алтарях будет и его камень. И камень Авирона всякий раз был самый тяжелый, и охапка топлива в его руках самая большая; он ободрал кожу, собирая самый сухой хворост, дрожал от напряжения и был весь в поту.
Иные из молодых, пользуясь тем, что старшие не надзирали за их работой, разлеглись на солнце или бегали, гоняясь друг за другом, но Авирон пристыдил их.
— Что вы делаете? — сказал он. — Как вам не стыдно? Вы же служите делом своим богу! Ведь это он будет принимать жертву на этих камнях, и к его стопам подымется дым от хвороста, который мы носим. Или вы думаете, что божий алтарь можно соорудить шутками и ленью?