Аврора
Шрифт:
В этот момент менеджер Лена со словами: «Милиция!» выскочила из салона.
Шаги удалялись.
Было похоже, что милиционеры, которых Ленка просто за руку тащила в салон, уходят из тупикового зала.
Когда Ирэн заскочила в темноту чулана, детишки блеснули глазенками на нее из дальнего угла.
— Молись, Антоха, — лихорадочно зашептала девушка, — Молись, как тогда! Молись для отвода глаз. Зажмурьтесь, — уселась она рядом с детишками на стопку старых документов и зажала руки в кулачки.
Голоса
— Господи, помоги, — шептала девушка, — Господи, помоги…
Шаги. Еще шаги. Оживленные голоса.
Неожиданно стало тише.
— Уходят, — шепнула Ефейка, а Ирэн поняла: что-то началось.
Голоса исчезли, замолк и Антоха.
— Тетка Ира, — неожиданно заговорил он, — Может, посмотришь?
Не отвечая, Ирэн поднялась и повернула ручку двери.
Серый свет с той стороны не выхватил из темноты привычной картинки швабр и ведер. Кладовая оказалась почти пустой, и лишь возле дверей стояли стопкой несколько деревянных пустых ящиков.
Утром привычного шума города за окном не оказалось. Сильно мешался запах прелой овчины и махорки. За стеной бубнили мужские голоса.
Ирэн провернулась в сонном полумраке на спину и открыла глаза.
Кислятиной воняла овечья доха, лежащая поверх одеяла. Обшарпанная комната. Задернутое простенькой шторкой, окно скупо роняло свет пасмурного дня.
Под боком у девушки оказался теплый комочек.
«Ефейка, — сообразила Ирэн, — Я не дома…»
Выбралась из кровати. На ней оказалась надета полотняная ночная рубаха, напоминающая балахон францисканских монахов. Крики за окном и непривычный шум требовали действий, и девушка решительно отдернула шторку.
Картинка, открывшаяся ей, могла с претензией участвовать в съемках фильма о дореволюционной России.
Окно выходило на оживленный двор, заполненный разноречивыми персонажами.
Носились детишки. Четверо мужиков в грязных рубахах стаскивали с воза огромную бочку.
— Аккуратней, етень! — кричал на них подбоченясь парень в красной сатиновой рубахе с ухоженным чубом из-под картуза, — Край держи, Емеля! Уроните бочару, ни копейки не дам!
В подворотне, ведущей, скорее всего, на улицу, притулилась к стеночке парочка неприметно одетых мужиков с аккуратно стриженными бородами. Один из них неожиданно достал из-за отворота душегрейки ножик и передал рукояткой вперед товарищу, тот аккуратно принял его и нагнувшись сунул за голяшку начищенного сапога.
Кого-то они Ирэн напоминали.
Странное дежавю разрешилось быстро: «Хитрован!» — вспомнился вчерашний взгляд и манеры детского покровителя.
— Откуда краля? — строго интересовался тот, постукивая грубой ладонью по столу и рассматривая Ирэн настороженнымвзглядом прищуренных карих глах, — Кто такая? А сами где стока время были? — неуловимо быстро повернулся он к детям.
— Спымали нас, дядька Хитрован, — зачастил Антоха, — До приюта утащили, а тетка Ира выручала.
Ефейка же, совсем не пугаясь строгого взгляда хозяина комнат, пробежала прямо к нему и обняла.
— Цыть, курица! — рявкнул Хитрован, но во взгляде его уже мелькали озорные искорки, — Цыть, говорю! Больно… — перекосился он и легко подхватил девчонку на руки, — Порезали меня вчерась, — морщился мужик, — Надо же, какая цепучая, прям за дырку поймалась…
Пересадив девчонку рядом, он снова глянул на Ирэн.
— Барыня што-ли, руки нежные такие? — сторожился он, — И в штанах пошто? — молчание, — Сюртук такой откуда? Ну, говорить, кто будет? — опять рассердился он, — Ты, Антоха?
— Давай, — выпрямился тот, — Пускай тока они с Ефейкой в заднюю комнатуху пойдут.
— Може, и верно, — буркнул мужик, — Валяйте, — легонько хлопнул он девчонку по затылку, — И одежу подбери ей там из кучи.
«Одежу», — рассматривала ночнушку Ирэн, присев на край кровати.
— Не боись, не с покойников, — копалась вчера в куче тряпья Ефейка, — Стиранное все.
— Так откуда столько?
— Откуда-откуда? — повернулась девчонка, — Краденное. Кому из наших одется-переодеться надо, всяк сюда к Хитровану гуляет. — Странно, но в своем привычном мире Ефейка казалась теперь старше своих лет, — А ты чо, — повернулась она к Ирэн, щас не в краденном что ли?
Действительно сюртук, в котором девушка дошагала до прибежища Хитрована, Антоха ухватил с вешалки старой Авроры.
— Надень, тетка Ира, — сунул он ей на выходе одежу, — Совсем ты не по-нашему смотришься, и колокольчик придержи, у меня роста не хватит.
Только после этих слов девушка поняла, почему магазин кажется пустым — нет покупателей, но стоит звякнуть, и хозяева наверняка появятся как из-под земли.
— Приказчик тама, — ткнул Антоха в дальний угол, — Одевайся да держи язычок на звякалке, а я еще гляну.
Вернулся паренек, когда Ирэн уже начала паниковать.
— Ниче нету, жратва тока, — тащил сверток мальчишка и скомандовал, — Ефейка пошла, тетка Ира последней, глянь, может, ишо колокольчик сымешь? Да не отставай за нами…
Девушка потеснилась и выпустила ребятишек на улицу. Сильно подмывало остаться и вернуться в чулан, но она понимала — не факт, что переход получится еще раз. Все остальные варианты ее не устраивали.
«Лучше уж как есть», — отцепила она с дверей колокольчик. Сунула его в карман свисающего сюртука и вышла на улицу.
Хорошо, Ефейка обернулась и увидела, как девушка прислонилась к стене.
— Тетка Ира, — дергала она ее за руку, — тетка Ира, пошли, пока городового нету. Тута рядом дядьки Хитровановского хаза.
Дорогу до места обитания детишек Ирэн не запомнила. Перед глазами непрерывно крутились картинки кинохроники, неожиданно ставшие явью.
«Даже грязь другая», — вспомнились слова Антохи о ее мире.
Конные экипажи с разноречивой публикой. Возы с какими-то ящиками, бочками. Прогуливающиеся граждане. Гомон. Скрип колес. Частый топот детских ног. Городовой в белом кителе на углу.