Австро-Венгрия: судьба империи
Шрифт:
На сувенирном рынке, раскинувшем палатки между зданием Драматического театра (построен в 1833 году графом Станиславом Скарбеком и в последние полвека, похоже, не ремонтировался) и церковью Преображения Господня, народные умельцы торгуют не только портативными украинскими трезубцами, деревянными свистульками и эмблемами Украинской повстанческой армии, но и кое-какой австро-венгерской символикой. В популярном музыкальном клубе Культ (заведение укрыто в подвале областной филармонии) в разномастной череде старых и новых героев-земляков красуются и портреты лембергских подданных австрийского императора – Юлиана Захаревича, Ивана Левинского, Ивана Франко, оперной певицы Саломеи Крушельницкой, изобретателя керосиновой лампы Игнатия Лукашевича. Есть на этой подземной доске почета и фото Влодзимежа (или, если угодно, Володимира) Хомицкого – оказывается, выступая в 1894 году в составе команды Sokol в матче против сборной Кракова, именно этот шестнадцатилетний семинарист забил первый гол в истории украинского (в Польше, правда, считают, что польского) футбола. В 2004 году на месте бывшего стадиона установили памятник 110-летию этого славного события: зоркий сокол держит в когтях футбольный мяч.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
АНДРЕЙ ШЕПТИЦКИЙ,
митрополит
Потомок полонизированного русинского дворянского рода, граф Роман Александр Мария Шептицкий родился в 1865 году в поместье Прилбичи. Получив образование, поступил на военную службу, но вскоре был комиссован по состоянию здоровья. Окончил юридический факультет Университета в Бреслау (ныне Вроцлав в Польше). Постригся в монахи, принял имя Андрей. В 1894 году получил степень доктора теологии. С 1901 года – митрополит Галицкий, архиепископ Львовский и епископ Каменец-Подольский, глава Украинской грекокатолической церкви. Депутат сейма королевства Галиции и Лодомерии. В 1914 году, после того как Львов заняли русские войска, арестован по обвинению в антироссийской агитации и выслан в Российскую империю. Освобожден в 1917 году указом Временного правительства. После распада Австро-Венгрии поддерживал идею независимости Западной Украины, за что был арестован польскими властями (при этом родной брат Шептицкого стал генералом польской армии). В 1939 году сотрудники НКВД расстреляли родственников митрополита и сожгли имение Шептицких. Митрополит приветствовал оккупацию Украины гитлеровцами, благословил Организацию украинских националистов на борьбу с большевиками. Выступал против геноцида евреев, обращался по этому поводу с посланиями к Папе Римскому и к рейхсфюреру СС Гиммлеру. Организовал спасение сотен евреев, в том числе львовского раввина Давида Кахане. В пастырском послании “Не убий!” (1942) призывал к прекращению вражды между поляками и украинцами. В то же время делегировал капелланов в дивизию СС Галичина, которую считал прообразом “украинского войска”. Историки по-разному оценивают степень вовлеченности Шептицкого в сотрудничество с нацистами. Митрополит скончался вскоре после вступления во Львов в 1944 году советских войск. Похоронен в крипте собора Святого Юра (Георгия), кафедрального храма униатской церкви во Львове. С 1946 года приходы Украинской грекокатолической церкви насильственно переводились в православие и были восстановлены на территории СССР только в 1990 году. В 1958 году Ватикан инициировал процесс беатификации митрополита.
В отпускные месяцы Львов переполнен туристами. Сюда во множестве приезжают поляки, из-за отодвинутой Советами на 80 километров от города, но все равно близкой границы: наверное, смотреть на ту Галицию, которую они потеряли. До последних трагических событий на Украине сюда во множестве приезжали гости из России – похоже, в первую очередь для того, чтобы ознакомиться с местами, где когда-то снимался советский мюзикл “Д'Артаньян и три мушкетера”. В то время Львову пришлось притворяться Парижем: Михаил Боярский бился с врагами на бутафорских клинках во дворике бывшего армянского монастыря; Лев Дуров в плаще барона де Тревиля принимал мушкетеров в парадном зале бывшего дворца князя Альфреда Потоцкого; знаменитая четверка под бесшабашную песню выезжала из-за угла к приспособленному советской властью под антирелигиозный музей храму Святой Евхаристии. Многие старые здания Львова никакими превращениями удивить уже невозможно. В 1899 году на улице Парковой (Parkgasse), это рядом со Стрыйским парком, основали императорскую кадетскую школу. В 1919 году она превратилась в Польский кадетский корпус, которому позже присвоили имя Юзефа Пилсудского. В 1947 году здесь же, уже на Гвардейской улице, возникло Львовское высшее военно-политическое училище имени Николая Щорса, а теперь на его месте – Академия сухопутных войск имени гетмана Петра Сагайдачного.
Но не корпуса военных академий, не дворцы аристократов, не общественные здания, не виллы зажиточных мещан, не монументы героям – главное в облике этого города. В любом центральном львовском квартале, не поворачивая головы, прохожий может перекреститься на храм Божий. Диссиденты-антикоммунисты гордились тем, что каждая десятая действующая церковь в Советском Союзе была львовской, а сколько их еще позакрывали! По числу распятий и куполов на квадратный километр этот город не уступит самым воцерковленным европейским столицам. Здесь, на перекрестке разных христианских традиций, возникло униатство, ставшее одной из главных опор западноукраинской идентичности. И в этом тоже – мистика Львова: в ощущении себя связующим звеном между двумя ветвями христианства, католицизмом и православием. Львов и в этом отношении – город на историческом углу, на международном перекрестке. Не случайно монахи дюжины орденов столетиями творили во Львове какое-нибудь важное дело во славу Господа, все они пребывали в миссии, и для всех строили храмы, один роскошнее другого.
Эти храмы навеки объединили львовскую землю и львовское небо, как утверждают синоптики, самое ненастное во всей Украине. Нудный мелкий дождик, мжичка – вот типичная львовская погода. Под этой влажной пеленой уже пять веков не перестает размышлять о вечном Иисус Христос. Спаситель сидит под крестом на куполе фамильного склепа богатых купцов из Трансильвании, семейства Боимов. Латинская надпись у босых ног Сына Божьего гласит: “Остановись и подумай, существует ли печаль печальнее моей”. Конечно, не существует. Но думы о высоком не могут быть постоянными. В конце концов, ведь и нестабильная львовская погода обещает не только занудный дождь, но и далекую радугу.
7
После империи
Вместе с Карлом ушла в прошлое историческая традиция габсбургского рода. Нет больше никого, кто мог бы прийти к жителям бывшей монархии и заявить: я – ваш государь и добиваюсь своего права. Остался лишь надгробный камень у дороги, который случайный прохожий может поприветствовать и, не задержавшись, продолжить свой путь…
В снятом в 1999 году фильме Иштвана Сабо “Вкус солнечного света”, своего рода кинематографическом учебнике новейшей истории Центральной Европы в жанре семейной саги, есть такая сцена: главные персонажи картины, будапештская еврейская семья Зонненшайн, встречают первый год ХХ столетия. Встречают с воодушевлением, провозглашая: новый век должен стать временем мира, прогресса и терпимости. Режиссер ничего не выдумал: в мемуарах многих современников той эпохи есть описания подобных сцен, да и прогнозы, публиковавшиеся в европейской прессе на переломе позапрошлого и прошлого столетий, почти всегда были выдержаны в оптимистичном духе. Однако выяснилось: оптимисты просчитались. Мало когда еще человечество ошибалось так жестоко.
Для обитателей габсбургской Центральной Европы ХХ век по-настоящему начался чуть позже – после того как дунайская монархия вступила в роковую для нее войну и четыре года спустя распалась. Мы далеки от того, чтобы утверждать: мол, сохранись габсбургское государство, Центрально-Европейский регион избежал бы тех бед, что постигли его в хх столетии, а довольно успешная эпоха Франца Иосифа нашла бы продолжение в не менее благодатном правлении Карла I и его потомков. Тем не менее за без малого столетие, прошедшее после краха Австро-Венгрии, стало понятно: модели и способы организации политического пространства, пришедшие на смену дунайской монархии в первой половине минувшего века, оказались неспособны защитить бывших подданных Габсбургов от опасностей, равных которым Центрально-Европейский регион не знал со времен турецкого нашествия.
Низложенный император-король Карл во многом оказался провидцем, когда в 1920 году, находясь в швейцарском изгнании, писал: “Малые государства, возникшие в результате нашей катастрофы, являются источниками постоянных проблем. Во внешней политике – во-первых, потому, что конфликтуют друг с другом, а во-вторых, потому, что, если нынешняя политика будет продолжена, они рано или поздно упадут в объятия Великогермании. Причины, по которым отношения между этими государствами плохи, нетрудно понять: историческая Венгрия поделена между румынами, чехами и сербами [90] , Австрия разделена, и многие ее немецкоязычные регионы отошли к соседям. Маленькие “победители” нетерпеливо ожидают возможности окончательно свести счеты с маленькими “проигравшими”; те же, в свою очередь, ждут, когда “победители” ослабеют настолько, чтобы отобрать у них хотя бы часть добычи. И над всем этим хаосом встает угрожающий призрак Великопруссии”. Страшный призрак материализовался совсем скоро, в 1930-е годы, в облике бывшего австро-венгерского подданного по имени Адольф Гитлер.
90
По условиям Трианонского мира 1920 года.
Альпийские земли бывшей империи, которые сегодня принято именовать Австрией, пережили в ХХ столетии несколько острых кризисов. Главным из них, видимо, оказался кризис идентичности: потеряв империю, австрийские немцы почувствовали историческое одиночество. Выход местные политики поначалу искали в том, чтобы, объявив свою нацию просто немцами, “прильнуть” к пусть тоже проигравшей войну, но все еще могучей соседке, Германии. Пангерманское движение, некогда гонимое Габсбургами, казалось, могло торжествовать: республика Немецкая Австрия заявила о стремлении присоединиться к новообразованной Веймарской республике. Однако победители, державы Антанты, решительно выступили против, включив в условия Сен-Жерменского мира [91] , которым для Вены формально закончилась Первая мировая война, положение, прямо запрещавшее Австрийской Республике (слово “Немецкая” из названия было исключено) не только присоединение, но и экономический союз с Германией. В этом, как и в других условиях мирных договоров 1919–1920 годов, проявились глубокая противоречивость и двоедушие Версальской системы [92] .
91
Сен-Жерменский мир подписан в парижском предместье Сен-Жермен-ан-Ле 10 сентября 1919 года представителями Австрийской Республики и стран Антанты. Договор юридически закреплял последствия распада Австро-Венгрии, в том числе многочисленные территориальные уступки Австрии как новообразованным государствам (Чехословакии и Королевству сербов, хорватов и словенцев), так и Италии и Румынии. Единственным приобретением Австрийской Республики стал Бургенланд, небольшая территория на австрийско-венгерской границе, ранее входившая в состав Венгрии.
92
Версальской (Версальско-Вашингтонской) системой принято называть модель геополитического устройства Европы между двумя мировыми войнами. С правовой точки зрения эту систему оформляла серия мирных договоров, заключенных державами Антанты и их союзниками с побежденными государствами. Это Версальский договор с Германией, Сен-Жерменский – с Австрией, Трианонский – с Венгрией, Севрский – с Османской империей (в 1923 году пересмотрен на Лозаннской мирной конференции) и договор в Нёйи-сюр-Сен – с Болгарией.