Автограф президента (сборник)
Шрифт:
— И вы все же настаиваете на том, что ваш муж, как вы пишете, «ушел в НКВД и не вернулся»? — спросил я. — Какие у вас для этого есть основания?
Анна Тимофеевна непроизвольным движением поправила стопку тетрадей на столе.
— Вы знаете… Простите, я не спросила ваше имя и отчество, — виноватым тоном сказала она.
— Михаил Иванович, — ответил я.
— Вы знаете, Михаил Иванович, — заметно волнуясь, заговорила она, — в те годы муж часто приходил поздно, тогда работали ночами, но он всегда мне
Начало ее рассказа показалось мне каким-то сумбурным и несущественным, но я решил терпеливо выслушать ее, хорошо понимая, что сейчас творится у нее на душе.
— Около полуночи я позвонила ему на работу, но никто не ответил. Тогда я позвонила домой его помощнику, и он сказал мне, что Григорий Васильевич еще утром ушел в управление внутренних дел и в прокуратуру больше не возвращался.
— Но может быть, он сделал все свои дела, а потом уехал куда-нибудь в другое место? — предположил я.
Анна Тимофеевна отрицательно покачала головой:
— Нет, он должен был предупредить об этом своего помощника, потому что в тот вечер у него было назначено совещание с районными прокурорами. Оно не состоялось, и поэтому все разъехались по домам.
— Как вы полагаете, зачем он мог пойти в управление НКВД? — задал я довольно нелепый вопрос.
— Он часто туда ходил, — нисколько не удивившись моему вопросу, ответила Анна Тимофеевна. — Это была его служебная обязанность, он же осуществлял прокурорский надзор.
Ее спокойствие и рассудительность придали мне уверенности, и я, постепенно освоившись в непривычной для меня обстановке, спросил:
— Вы не помните фамилию помощника прокурора? Где он сейчас?
— Он погиб на фронте в сорок втором году, — с сожалением сказала Анна Тимофеевна. — А его жена жива, но она об этом ничего не знает.
Все сказанное Анной Тимофеевной могло, конечно, иметь какое-то отношение к происшествию с ее мужем, но все это пока были только косвенные данные.
— Анна Тимофеевна, может быть, исчезновение вашего мужа связано все же с какими-то другими обстоятельствами? — не слишком уверенно спросил я.
— Какие еще обстоятельства?! — горько усмехнувшись, воскликнула Анна Тимофеевна. — Я точно знаю, что он находился у вас… то есть, простите, в НКВД!
Я пропустил мимо ушей эту оговорку, хорошо понимая ее состояние, но ее обвинение в том, что к исчезновению мужа причастно управление НКВД, требовало доказательств, и поэтому я задал прямой вопрос:
— Откуда вам это известно?
Анна Тимофеевна ответила не сразу. Некоторое время она молчала, вспоминая, как все это было, и, по мере того как она вспоминала, ей все труднее было сдерживать подступившие слезы.
Наконец она сумела совладать со своими чувствами и стала рассказывать так, как если бы рассказывала кошмарный сон:
— Я всю ночь прождала мужа… Мы с ним дружно жили, он очень меня любил… Я тогда уже на восьмом месяце была. Не мог он просто так не прийти домой! И я сразу почувствовала, что с ним случилось что-то ужасное… Когда утром он не явился на работу, я сразу пошла в управление НКВД. Другие жены боялись туда ходить, а я пошла! Я вообще бы пошла за ним куда угодно!..
Ее опять стали душить слезы. Но и на этот раз она взяла себя в руки и продолжала:
— Меня принял дежурный, куда-то позвонил, а потом сказал мне, что никакими сведениями о моем муже они не располагают… Я вышла из управления, остановилась и плачу, плачу… Как чувствовала, что никогда больше не увижу моего Гришу…
Анна Тимофеевна прервала свой рассказ и тихо заплакала.
Слезы покатились по ее щекам, но она даже не пыталась их вытереть.
Я в замешательстве оглянулся и посмотрел на Веру. Она по-прежнему стояла у двери, только теперь была бледна до такой степени, что мне стало страшно за них обеих. Я ожидал, что она поможет матери успокоиться, но, увидев ее, понял, что ей самой вот-вот потребуется помощь.
Тем временем Анна Тимофеевна немного пришла в себя и снова заговорила:
— В это время кто-то трогает меня за плечо и спрашивает: «Что случилось, гражданка, почему вы плачете?» Подняла глаза и вижу: обращается ко мне такой высокий мужчина в форме, а рядом стоит еще один, пониже ростом… Я ему все и рассказала. Он спросил, кто мой муж, и говорит: «Я его знаю»… Успокойтесь, говорит, не плачьте, идите домой, я сейчас все выясню и обязательно вам позвоню. И так он мне это сказал, что я ему сразу поверила. Пришла домой и стала ждать. Так и уснула в кресле у телефона…
Анна Тимофеевна перевела дыхание и посмотрела в угол комнаты.
Я проследил за ее взглядом и увидел и этот телефон на столике у окна, и это старое кожаное кресло, в котором она, видимо, и коротала ту страшную ночь в ожидании известий о муже.
Анна Тимофеевна перевела взгляд на меня и закончила свой рассказ:
— А утром позвонила какая-то женщина и сказала, чтобы я не волновалась, что мой муж жив и здоров, что скоро он будет дома… Так я его и жду с тех пор.
В комнате воцарилось молчание.
Я долго не решался нарушить тишину, но меня интересовали не столько эмоции, сколько конкретные факты, и поэтому, учитывая состояние Анны Тимофеевны, я как можно деликатнее спросил:
— Этот человек назвал вам свою фамилию или должность?
— Нет, — отрицательно покачала головой Анна Тимофеевна, — он только сказал, что знает моего мужа.
— А вы помните, как он выглядел? — стараясь получить хоть какие-нибудь сведения, за которые можно будет зацепиться при проверке ее заявления, спросил я.