Автограф
Шрифт:
– Изредка выхожу за продуктами и мусор выношу. Больше никуда не хожу.
– И когда последний раз выходили?
– Два дня назад. А в чем дело?
Вопрос был задан не из чувства любопытства, а из чувства раздражения. Георгий хотел, чтобы весь мир оставил его в покое, а здесь, то следователи прокуратуры нагрянут, то полиция наведается.
– Вы давно общались с Вашими соседями?
– спросил капитан, пристально разглядывая изрядно помятую фигуру артиста.
– Больше полумесяца назад,- сразу ответил Георгий.
– Не перезванивались с ними? Не заходили
– Нет.
Полицейские переглянулись между собой.
– А никаких посторонних лиц на лестничной клетке не замечали? Каких-нибудь шумов, звуков странных?
– Здесь хорошая звукоизоляция, товарищ лейтенант, мало что можно услышать. А лиц подозрительных я не видел.
Полицейские некоторое время молчали, расхаживая по кухне.
– Двери хорошо запираете? Квартира Ваша вроде как охраняется?
– спросил Белоглазов, проходя в коридор.
– Да, охраняется. А в чем дело-то?
Полицейские вновь переглянулись. Наконец лейтенант удосужился ответить на вопрос Георгия:
– За последние четыре дня умерло пять человек, и все они - Ваши соседи.
Не сказать, чтобы весть произвела на Суворова должное впечатление, однако заставила задуматься. Может быть, впервые с момента трагедии, произошедшей с Машей.
– Вы пришли меня предупредить?
– В том числе и это, - нехотя отозвался капитан.
– Постарайтесь пока никуда не отлучаться из квартиры, только по первой необходимости, и будьте бдительны.
Слова капитана звучали явно как предупреждение. Тогда выходило, что...
– Просите, их что, убили?
Белоглазов почесал бритый затылок, два раза кашлянул в кулак.
– Сугубо предварительно, острая сердечная недостаточность.
– Разве в этом есть что-то удивительное?
– Нет, конечно. Но когда сразу пять человек, проживающих рядом друг с другом, мрут от одного и того же, это, как минимум, заставляет задуматься.
И Георгий задумался, тем более что ненавистный ему чиновник умер, кажется, тоже от сердечной недостаточности.
Полицейские козырнули и удалились.
При мысли о Шаганове у Суворова моментально заныл зуб.
– Ааа... чтоб тебя!
– в сердцах прыснул Георгий и поплелся на кухню осушить стакан с водой.
Заглянув в холодильник и в буфет, Георгий понял, что наступило время вновь выползти на улицу за провиантом.
Он довольно споро накинул легкую куртку, надел туфли и вышел на улицу. Погода стояла паршивая. Моросил мелкий противный дождик, было весьма прохладно, можно даже сказать, пронизывающе прохладно, но Суворову все это было глубоко безразлично. Он, словно биоробот, жил лишь на одних инстинктах. Сейчас один из них говорил, что необходимо купить еды, и Георгий, получив соответствующее указание, словно бездушный механизм преступил к его выполнению.
Дорога до ближайшего супермаркета заняла минут десять. Георгий быстро покидал необходимые продукты в корзину, расплатился на кассе, сложил их в пакет и отправился назад. До подъезда, в котором находилась квартира юного музыканта, оставалось пройти порядка трехсот метров, когда Суворова из состояния "немысли" вырвал чудовищный коктейль
Суворов повернул голову в сторону, откуда доносилось неприятного звуковое оформление. Оказалось, что источником воплей и ломанной русской речи явилась компания, в которую входили выходцы одной из северокавказских республик. Семеро человек лузгали семечки, громко, непристойно выражались, постоянно задирали друг друга и проходящих мимо прохожих, и явно старались достать своим поведением всех окружающих.
На Суворова они не обратили никакого внимания по причине того, что он шел по другой стороне улицы, а гордым горцам и так было над кем поиздеваться. Невозможно было не удивиться тому, как народ их до сих пор терпел, точнее даже не их самих, а это хамское поведение. Георгий мигом провел параллели между этой славной компанией человекоподобных и чиновничьим беспределом, и сердце в которой уже раз обдало лютой ненавистью.
Несколько раз смачно выругавшись, Георгий поспешил домой.
6
Звонок мобильного телефона заставил Лобанова отвлечься от работы. Станислав посмотрел на экран смартфона, увидел знакомый номер и подивился тому, что этот человек, довольно давно не звонивший и не интересовавшийся положением дел Стаса, решился набрать номерок друга детства и поговорить.
– Слушаю, - коротко бросил в трубку Стас, приготовившись услышать знакомый голос.
– Привет, Лобаныч.
– голос на другой стороне принадлежал школьному приятелю Лобанова Эдику Верижникову.
Был Эдик в свое время охоч до женщин, выпивки, развлечений, немудрено, что школой в юношеском возрасте он практически не интересовался. Правда, Эдуард регулярно посещал секции рукопашного боя, мог неплохо постоять за себя, посему после окончания среднего образования пошел в армию, благополучно отслужил положенный ему срок и устроился работать в полицию.
– Рад слышать старых друзей, - расплылся в улыбке Станислав, мгновенно прокручивая в голове ни одну сотню приятных воспоминаний из детства. Несмотря на довольно полярные взгляды на жизнь, Лобанов и Верижников всегда были вместе, старались дружить и поддерживать друг друга, до тех пор, правда, пока последний не пошел отдавать долг Родине. После школы их дороги разошлись как-то сами собой, и молодые люди лишь редко перезванивались. Видимо Эдик решил, что время пришло, и настала пора проведать старого друга.
– И я рад, - засмеялся Эдуард.
– Как ты? Как твои научные достижения? Когда будем Нобелевку отмечать?
Лобанов искренне засмеялся старому подколу друга. Каждый раз, когда Эдик ему звонил, он спрашивал про будущую премию.
– Все будет, - заверил Стас Верижникова, - со временем, естественно.
– Не забудь тогда мне сказать, а то... как же без меня обмывать-то?
– Это точно. А ты как? Раскрываемость не повысилась?
Лобанову показалось, что Эдуард печально вздохнул.