Автомобильный детектив
Шрифт:
– На буксир взяла?
– подал реплику Петя.
– Ну, разве Мерседес А-класса вытащить седьмую БМВ, - Эшли улыбнулся Пети.
– Нет, она дала свой домкрат. И я двумя домкратами, своим и ее, вывесил зад своей машины, сел за руль и плавно вдавил педаль газа. Зад машины ничего уже не держало, передние колеса проскальзывать перестали и я выскочил из ямы, - американец гордо улыбнулся.
– Только домкраты погнул, когда с них соскочил. Ну ничего, я такой иск строительной компании всучил, что для них они вышли золотыми.
«Молодец парень, не растерялся. Поступил, как настоящий русский», - какая-то тревога легкой тенью наползла на профессора Канарейкина.
– Кстати о машинах. Мы, как я понял, из вашего разговора, коллеги, - американец вопросительно посмотрел на Кузьму Кузьмича.
– Ох, простите, не представился. Канарейкин Кузьма Кузьмич, доктор физико-математических наук, профессор.
– Кузьма Кузьмич, Вы или Ваш молодой человек, случайно не на машине.
– На машине, - Канарейкин взглянул в глаза Эшли и тут же утонул в его взгляде.
– Не могли бы Вы ее мне на час одолжить. Не успеваю. А завтра самолет в Одессу.
– Могу… конечно, - словно в тумане, барахтаясь в бездне глаз собеседника, русский профессор протянул американцу ключи от машины.
– Я покажу Вам, где она стоит.
Преодолевая головокружение, он шел рядом с Эшли по парку, где-то сзади плелся Петя.
– Вот она, - Кузьма Кузьмич кивнул на серебристую свою немецкую «пятерку».
– Еще раз спасибо, профессор, - американец улыбнулся ему, еще глубже загоняя Канарейкина в бездну своих глаз.
Словно в тумане Кузьма Кузьмич сделал шаг, другой…
Оглушительный рев автомобильного сигнала, визг резины, крик выскочившего водителя огромной фуры: «Б…ь, ты че, старый пень, жить надоело!»
«Свои», - вспыхнуло в голове у профессора.
– Задержите его, он мошенник и хочет украсть у меня машину, - и он в беспамятстве повалился на чьи-то крепкие руки…
– А Вы молодец, профессор, такого матерого мошенника задержали. Самого Заславского!
– майор полиции даже покряхтывал от удовольствия.
– Сколько он автомобилей угнал. Не счесть! Тактика у него интересная. Выбирал будущую жертву с дорогим автомобилем, изучал его образ жизни, работу, хобби. Потом раз, три слова скажет, посмотрит на жертву и все, та делает все, что ей он скажет. Сильнейший гипнотизер! А Вы не поддались, Кузьма Кузьмич! Жаль, что только солнечный удар получили.
– Просто я понял, что он лжет. И весь его гипноз тут же перестал действовать на меня. Дело в том, что….
Вопрос:
Как профессор Канарейкин понял, что человек, выдававший себя за профессора Эшли, лжет?
Ответ читайте на последней странице книги
Звонок в Грецию
Яркое, по-весеннему веселое солнце висело в голубом, словно тончайший голубой шифон небе, делая мир радостней и счастливей.
«Эх, сейчас бы бросить все эти дела, все эти мезоны и лямда-гипероны и махнуть куда-нибудь в Грецию. Любоваться Парфеноном, бродить среди его развалин и балдеть от мысли, что по этим самым камням бродил любитель женщин и вина, веселый, дважды женатый Сократ и хмурый женоненавистник-гей, учитель Александра Македонского Аристотель, - Кузьма Кузьмич сладко потянулся у раскрытого окна и вздохнул. Вместо Греции его ждал институт, а вместо Парфенона еще более загадочный и непонятный мир элементарных частиц.
Через сорок минут, проделав все необходимые утренние процедуры, включая ненавистный холодный душ и бритье четырехлезвенным «жилетом» («а я-яй, а еще профессор, доктор физико-математических наук, а повелся на такую дешевую рекламу - четыре лезвия бреют безукоризненно, хотя понятно, что и двух вполне достаточно, а остальные просто издеваются над кожей за твои же деньги»), приятно пахнущий дорогим французским одеколоном, директор института физических проблем быстрым шагом спускался по лестнице. На крыльце подъезда он увидел Марию Ивановну, соседку с пятого этажа, несколько раз затапливающую его квартиру и познакомившую Кузьма Кузьмича с таким восхитительным зрелищем, как падающие капли воды с только что отремонтированного потолка на только что отциклеванный и вскрытый лаком паркет.
По щекам соседки катались слезы, живо напомнившие профессору два катаклизма, которые он пережил.
– Марь Ивановна, что случилось?
– Доч… дочка… дочь сбежала!!
– и одиночные слезы превратились в бурный поток, как совсем недавно в квартире Канарейкина, когда вода, преодолев хилое сопротивление гидроизоляции, наконец, вырвалась на оперативный простор.
К слову сказать, все два потопа местного значения устраивала не Мария Ивановна, а ее дочь Наташа, семнадцатилетнее современное, сто семидесяти пяти сантиметровое дитя, из которых сто пятьдесят приходилось на ноги, взиравшее на увлекательный мир своими огромными голубыми глазами.
«Все, потопы прекратились. Натяжной потолок делать не нужно», - мелькнуло в умной голове профессора, а его язык между тем произнес:
– Что значит сбежала?
– Уехала с каким-то парнем в Грецию!!
«Везет же некоторым!»
– Что, насовсем?
– Кузьма Кузьмич и сам откровенно не знал, спросил это он с надеждой или сочувствую соседке, все еще весьма привлекательной тридцатипятилетней женщине.
– Не знаю, - всхлипывала соседка, - а вдруг этот парень ее там в какой-нибудь бордель продаст? Что тогда? А-а-а, - всхлипывания перешли в рёв.
– Обратитесь в полицию.
– Обращалась. Они сказали, раз совершеннолетняя и уехала добровольно, они уголовное дело возбуждать не будут.
– А откуда Вы знаете, что она уехала добровольно?
– Она мне письмо написала, а-а-а, - чуть было успокоившаяся Марь Ивановна, вновь брызнула слезами на бетонный пол крыльца.
– А можно мне прочесть это письмо?
«Ну зачем я в это лезу? Мне что, своих забот мало? Вон, никак по моим уравнениям лямда-бетта-минус-гиперон не желает распадаться за пять пикосекунд, а должен».