Автономное плавание
Шрифт:
– Знаете, очень здорово у вас получилось!
Дубровский похлопал его по плечу:
– У нас на лодке все должно здорово получаться, лейтенант. Постарайтесь привыкнуть к этому.
Не дойдя до базы миль десять, лодка всплыла. Как только показались маяки, Матвей несколько раз определился по ним, уточнив место лодки. Когда до поворотного буя оставалось полторы мили, он снова поднялся на мостик, чтобы определиться по трем пеленгам. Но едва успел взять один пеленг, как объявили срочное погружение.
Лодка ушла на глубину двадцать метров. Не прошло и десяти минут, как рулевой доложил:
– Вышел из строя гирокомпас!
Сначала Матвей подумал, что это очередная вводная. Но, взглянув на репитер гирокомпаса, увидел, что картушка крутится. Матвей вышел из-за выгородки. Штурманский электрик старшина второй статьи Корнейчук осматривал матку гирокомпаса.
– В чем дело, старшина?
– Не ясно. Должно быть, замыкание.
Проверив цепь, старшина доложил:
– Замыкание где-то наверху.
Командир приказал всплыть. Корнейчук первым выскочил наверх. Вскоре он вернулся и набросился на рулевого-сигнальщика старшего матроса Бодрова:
– Растяпа! Почему не закрыл крышку репитера?
– А ты разберись сначала.
И тут Матвей вспомнил, что это он забыл закрыть крышку.
– Погодите, Корнейчук, - остановил он распалившегося старшину. - Бодров тут ни при чем. Это я не закрыл крышку.
– Вы? - старшина смущенно потупился. Потом спросил: - Разрешите наверх?
– Идите.
– Н-да, - протянул Дубровский, когда старшина ушел. - Этак вы однажды и рубочный люк забудете задраить, утопите всех нас. Хорошо еще, что не во время атаки произошло. Сорвали бы мне атаку...
Наверное, он долго еще продолжал бы в том же духе, но Крымов сказал:
– Идите-ка, Матвей Николаевич, помогите Корнейчуку.
7
Моросил мелкий холодный дождь. Немощеные тротуары раскисли, и Матвей шел по щиколотку в грязи. Он шел, не замечая ничего вокруг. Наверное, если бы сейчас перед ним возникла пропасть, он шагнул бы в нее.
Нет ничего противнее, чем сидеть и выслушивать соболезнующие высказывания и ловить на себе сочувственные взгляды.
Хорошо еще, что Крымов не стал задерживать. Что-то он скажет завтра на разборе?
Отвратительный вы тип, лейтенант Стрешнев. Вас учили, воспитывали, вас хорошо приняли, вам доверяли. А вы оказались просто растяпой. Корнейчук это подметил верно. Где-то в глубине души вы радовались, что вам сразу доверили боевую часть, пусть временно, но доверили. Вы думали о широких перспективах, которые открывались с первого дня. И оказались перед перспективой стать всеобщим посмешищем!
Может быть, Соня права - человек должен беречь те маленькие радости, которые предоставляет судьба? Ведь вам предлагали остаться в Ленинграде, но вы, видите ли, не захотели. Конечно, у вас нет опыта, в научно-исследовательском институте вы были бы просто мелким служащим, чиновником, никакую науку никуда не смогли бы двинуть. Вы это отчетливо сознавали и поэтому отказались идти в институт. Может быть, все же зря отказались? Пусть чиновник, пусть ничего не значащий исполнитель чужой воли. Но ведь Ленинград! Сейчас в Мариинке, наверное, идет "Лебединое озеро"...
Взвизгнули тормоза. Кто-то вскрикнул, кто-то дернул Матвея за рукав. Машину занесло и развернуло поперек дороги. Шофер открыл дверцу и длинно выругался. Так умеют теперь ругаться только шоферы, они дадут десять очков вперед любому нынешнему боцману.
– Может быть, вы все-таки поможете мне выбраться? Матвей оглянулся. Люся стояла рядом, в канаве.
– Извините. - Матвей протянул ей руку и помог выбраться из канавы.
– Как я испугалась!
– Он вас чуть не задавил?
– Да не меня, а вас! Я шла вам навстречу, вы посмотрели на меня и даже не заметили. Я пошла за вами. Что с вами?
Матвей молчал. Люся взяла его за рукав и, внимательно посмотрев в глаза, сказала:
– Я так напугалась, Матвей!.. За вас.
Матвей уловил в ее голосе тревогу и мягко сказал:
– Пойдемте-ка, Люсенька, в "Шторм"!
– Никуда я вас не пущу! Идите со мной.
Матвей покорно пошел за ней. Они шли долго. Люся ни о чем больше не спрашивала. Матвей тоже молчал.
Она привела его к себе домой. В коридор вышла ее мать. Матвей молча поклонился, а Люса попросила:
– Мамочка, согрей, пожалуйста, воды.
Люся проводила Матвея в маленькую комнатку, усадила на стул и приказала:
– Разувайтесь.
Она принесла таз с водой и, увидев, что Матвей еще не разулся, сказала:
– Ну что мне вас упрашивать, что ли? Ведь промокли же! Разувайтесь быстрее, а то вода остынет.
– Спасибо, но...
– Не спорьте, я не люблю, когда мне противоречат. Потом, порывшись в шкафу, достала носки.
– Попробуйте натянуть вот эти, они, кажется, побольше.
Носки были безнадежно малы, они едва прикрывали ступню.
– Ладно за неимением лучшего сойдет и так. А теперь садитесь вон туда, к батарее. - Люся взяла его носки, таз и вышла.
Матвей сидел и разглядывал висевшие на стене эстампы, портрет пожилого мужчины в форме моряка торгового флота. У него были такие же большие и строгие глаза, как у Люси. "Отец, - догадался Матвей. - Где он сейчас? В плавании?"
Матвей спросил об этом, когда Люся вернулась в комнату.
Она коротко ответила: