Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
– Просто, ну, как бы ЧТО? – ждал он.
– Ну, нельзя ли еще какое-нибудь доказательство? – спросил я, в надежде потянуть время, чтобы выжрать все пять литров пивка.
– Говори, что ЕЩЕ? – спросил он устало.
– Ты наверное будешь сердиться, – сказал я.
– Да ГОВОРИ уже, ломака блядь несчастный, – сказал он, и утер пот со лба.
– Клеопатра… – сказал я.
– Что Клеопатра? – спросил он.
– Ну, нельзя ли
– Что? – не понимал он.
– Ну, Клеопатру же! – сказал я под его недоумевающим взглядом.
– Что блядь Клеопатру? – спросил он.
– Трахнуть, – пробормотал я.
– ЧТО? – сказал он.
– Ну, нельзя ли мне трахнуть Клеопатру? – спросил я.
– Тогда я точно уверую! – пообещал я.
Вместо ответа он выпустил воздух со свистом – пару платанов сломались, как спички, – и пару минут глядел на меня как-то брезгливо и даже с презрением.
– Значит, БЛЯДЬ, тебе еще и Клеопатру подавай, – сказал он, – наглый ты козел, Фома ты наш неверующий…
– Владимир, – робко поправил я, – Вла-ди-мир.
– Вла-ди-мир хо-че-т вы-тра-ха-ть Кле-о-пат-ру, значит, – издевательски сказал он.
– Если можно, – робко сказал я, – ну, понемножечку, исключительно в качестве подтверждающего экспери…
– Ладно, – сказал он.
– Поражаюсь я своему терпению, – поднял он голову к небесам.
– А ведь Иисус куда терпеливее! – сказал он, подняв палец.
– Верю, верю! – сказал я.
– Верней, вот-вот поверю, – поправился я.
Он досадливо махнул крылом и все куда-то исчезло. Я очутился в сыром холодном помещении, буквально пропитанном сладкими ароматами. Прям восточный базар, подумал я. Откуда-то из под тяжелой ткани, которыми здесь было укутано если не все, то почти все, появилась чрезвычайно смуглая женщина с выдающимися зубами, неправильной формы головой и костлявыми ключицами.
– Что за хрень? – спросил я.
– А-анара барата ме! – сказала она.
– А? – спросил я.
– Бе-бад-езаку-ра! – сказала она.
– Клео, ты? – спросил я.
– Агурда! – сказала она и присела.
Дальше все пошло, как по маслу. Я расстегнулся и она, как это стыдливо именуется в их летописях, сыграла на моей флейте. У меня еще в голове шумело, когда все исчезло, – я только в панике глянул вниз, убедиться, что Клео не прихватила зубами одну мою драгоценность в спешке, – и я очутился перед Гавриилом. Это ведь был архангел Гавриил, я сразу понял.
– Ну, как? – спросил он.
– Ну ничего так, – сказал я.
– НИЧЕГО ТАК? – спросил он.
– Ему, жалкому пьянчужке, делает минет Царица Царей, самая легендарная женщина мира, источник вдохновения, наслаж…
– Брось, – сказал я, – она же не пылесос, а ты не агент, сам понимаешь, все это реклама.
– Ну, в общем, да, – согласился он, – а ты чего ожидал?
– Ну не знаю, – сказал я задумчиво, – может, чего-то этакого…
– Чего этакого? – спросил он, чуя неладное.
– Ну там, – пробубнил, опустив голову я, – Жанну Д Арк или там…
ххх
Бедняга и правда оказался очень терпеливым.
Я оприходовал Жанну Д Арк. Потешился с той девчонкой, которая позировала для Венеры Милосской. Побывал с царицей Савской, поласкал Зенобию, отдохнул с половиной натурщиц Рембрандта, Ван Гона, и, эксперимента ради, Кустодиева. Кустодивевские, кстати, мне не понравились, потому что все понимали по-русски. Неприятно было услышать:
– Девчонки, опять какой-то озабоченный от Гавриила прилетел трахаться…
Поэтому я переключился на иностранок. Императрицу Екатерину тоже навестил, конечно, она ведь была немка. Гаврюша перебросил меня к ней, еще только когда девчонка заезжала на территорию этой ужасной заснеженной России. Прямо в карету, укутанную мехами. Я скрасил ей путь до столицы. Потом отогрелся с Моной Лизой. Ну и так далее. Я только и делал, что прыгал из одной знаменитой постели в другую.
В общем, карусель получилась недурной. Под конец я едва на ногах стоял. И, когда очутился на скамейке в парке с Гавриилом в виде проповедника, даже был ему благодарен. Хватит уже.
– Ну как? – спросил он, глядя в дешевенькую Библию.
– Супер, – сказал я, отдуваясь, и добавил для него, – ВЕРУЮ.
Хлебнул еще пивка, а потом сказал:
– Ну, я пойду?
– Ага, – сказал он.
– Ну, давай, – сказал я, и пошел.
Ноги двигались, но, почему-то, я стоял на месте.
– Что за фокусы? – спросил я.
– А? – спросил он, отложил книжку, и пояснил, – так тебе ТУДА.
«Туда» оказалось лазом под люком на аллее. Я заглянул. Никаких огней, ничего такого. Я увидел дорожку, которая шла, сужаясь, и конец ее терялся за приятным, в общем-то, горизонтом.
– Почему туда? – спросил я.
– Живу-то я там, – показал я рукой в сторону дома.