Айсберг
Шрифт:
— Среди прочего добывал магний на острове Ванкувер в Британской Колумбии и разрабатывал оффшорное нефтяное поле в Перу. Никаких объединений, никаких вспомогательных бизнесов. Кристиан превратил «Файри лимитед» в промышленную империю, специализирующуюся на подводных геологических работах, и этим ограничился.
— Есть ли у него семья?
— Нет, родители погибли в пожаре, когда он был еще очень молод. У него осталась только сестра-близнец. Файри поместил ее в школу в Швейцарии, и, по слухам, она стала миссионером где-то в Новой Гвинее. Очевидно, состояние брата для нее ничего…
Ханневелл так и не закончил фразу. Он дернулся на сиденье,
Только в этот миг Питт понял, что пулеметная очередь сзади рвет фюзеляж вертолета. Неожиданный неконтролируемый маневр спас им жизнь: стрелок на борту черного реактивного самолета был захвачен врасплох; он поздно изменил траекторию, и почти вся очередь ушла выше цели в пустое небо. Не в состоянии поддерживать такую малую скорость, как у вертолета, загадочный реактивный самолет улетел вперед, развернулся по широкой дуге на сто восемьдесят градусов и устремился в новую атаку. Ублюдок описал почти полную окружность, поворачивая на восток, юг и запад, прежде чем напасть с тыла, быстро соображал Питт, стараясь выровнять вертолет — задача почти невыполнимая, когда ветер со скоростью двести миль в час бьет в глаза. Он сбросил скорость, стараясь уменьшить силу, прижимающую его к спинке кресла.
Черный самолет вернулся, но на этот раз не застал Питта врасплох. Он резко остановил «Улисс» на горизонтали. Лопасти винта яростно взбили воздух, и легкий вертолет начал вертикальный подъем.
Уловка сработала. Самолет пронесся под Питтом, и пилот не смог нацелить пулемет. Питту еще два раза удавалось уйти от нападения, но было лишь вопросом времени, когда противник сумеет компенсировать быстро сокращающийся набор хитростей Питта.
Питт не обманывался. Спасения не было: бой мог завершиться только одним. Счет семь ноль в пользу гостей, до конца четвертой четверти матча оставалось несколько секунд. Мрачная улыбка собрала морщинки вокруг глаз Питта, когда послушный ему вертолет снизился до двадцати футов над водой. Победа невозможна, но есть слабый, бесконечно малый шанс завершить встречу вничью. Питт внимательно разглядывал чернильно-черный самолет, который готовился к очередному заходу на цель. Не осталось ничего, кроме грохота стальных пуль, рвущих алюминиевый корпус «Улисса». Питт выровнял маленький беззащитный аппарат, а реактивный самолет, как хищная птица, ринулся на него сверху.
Стрелок, который лежал в грузовом трюме и вел огонь через раскрытый люк, на этот раз действовал хладнокровно. Он бил очередями, дожидаясь, когда зазор между ним и вертолетом сузится. Смертоносный огонь теперь велся всего с тридцати ярдов. Питт собрался, приготовился к удару и бросил вертолет на атакующий самолет; лопасти винта разрезали горизонтальный стабилизатор самолета и разлетелись. Питт инстинктивно выключил зажигание: турбина двигателя, больше не соединенная с ротором, дико ревела, перекрывая лязг искореженного металла. Но вот грохот смолк, и в небе стало тихо, только
Питт успел заметить, как неизвестный самолет носом вперед рухнул в море; хвостовая часть свисала, как сломанная рука. Питту и лежащему без сознания Ханневеллу было не лучше. Они могли только сидеть и ждать, пока искалеченный вертолет с семидесяти футов камнем упадет в холодную атлантическую воду.
Падение оказалось гораздо хуже, чем предполагал Питт. «Улисс» упал боком в исландский прибой на глубину шесть футов на расстоянии от берега, равном длине футбольного поля. Питта головой вперед выбросило из кабины, погрузив в водоворот тьмы. К счастью, ледяная вода, вызвавшая резкий болезненный шок, заставила его очнуться. Его окатывали волны тошноты, и он понимал, еще чуть-чуть — и он скажет «К дьяволу это все!» и уснет в последний раз.
С перекошенным от боли лицом Питт отстегнул поясной и плечевой ремни, глотнул воздуха, прежде чем волна прибоя прокатилась над вертолетом, быстро отстегнул бесчувственного Ханневелла и поднял его голову над бушующей водой. В этот миг он поскользнулся и потерял равновесие; волна выбросила его из «Улисса» в прибой. Продолжая мертвой хваткой держать Ханневелла за воротник куртки, Питт боролся с прокатившейся над ним волной; та потащила его к берегу по каменистому дну, крутя и переворачивая.
Если Питт когда-нибудь и задумывался о том, каково это — тонуть, теперь он это прекрасно знал. Ледяная вода, точно миллион пчел, жалила каждый квадратный дюйм кожи. Барабанные перепонки грозили лопнуть, голову терзала мучительная боль; ноздри были полны воды, которая как ножом резала гайморовы пазухи, а тонкие легочные мембраны пронзала такая боль, словно их окунули в азотную кислоту. Наконец, разбив колени о камни, он сумел встать на ноги; его голова оказалась на чистом исландском воздухе. Питт выругался и время от времени продолжал браниться: если ему когда-нибудь придет в голову покончить жизнь самоубийством, то только не утоплением.
Он выбрался из воды на усеянный булыжниками берег, наполовину неся, наполовину таща Ханневелла, как пьяный, ведущий пьяного. В нескольких шагах от границы прибоя он опустил свою ношу на землю и проверил пульс и дыхание доктора: и то и другое учащенное, но мерное.
Тут он увидел левую руку Ханневелла. Она была раздроблена у локтя пулеметной очередью. Быстро, насколько позволяли онемевшие руки, Питт снял рубашку, оторвал рукава и плотно обернул ими раненую руку, чтобы остановить кровотечение. Плоть была истерзана, но артерия не задета, поэтому Питт отказался от мысли о жгуте, предпочтя ему прямое давление. Потом усадил Ханневелла, прислонив его к большому камню, изготовил примитивную перевязь и поднял руку доктора повыше, чтобы остановить кровотечение.
Больше он ничего не мог сделать для своего друга, поэтому лег на бугристые камни и сдался на милость боли и ненавистной тошноты. Расслабившись, насколько позволяла боль, он закрыл глаза и перестал видеть великолепное арктическое небо, усеянное облаками.
Питт мог бы пролежать без сознания несколько часов, если бы в его мозгу не прозвучал далекий сигнал тревоги. В ответ на этот призыв глаза невольно открылись — всего минут через двадцать после того, как закрылись. Картина изменилась: облака по-прежнему висели в небе, но перед ним что-то появилось. Питту потребовалось время, чтобы его взгляд сфокусировался, и он разглядел окруживших его пятерых детей. Они без страха смотрели на Питта и Ханневелла.