Айвазовский
Шрифт:
Но, должно быть, не все благополучно в жизни женившегося во второй раз пожилого художника: «Вам известно, что мы (divorce (развод (фр-) не имеем и надо мною совершен обряд (exception (как исключение (фр.)», — пишет он Абдулле Геворку Абрамовичу [263] 7/13 июля 1882 года. И здесь же: «Был бы очень рад, если патриарх на страницах константинопольских газет также поместил благодарственное слово Эчмиадзинскому католикосу за то, что был расторгнут мой первый брак, благодаря чему я ближе стал к своей нации… Знаю, что католикос будет весьма обрадован, если поступит благодарственное письмо от патриарха, почитаемого армянским населением, и от газет. Это нужно сейчас».
263
Абдулла
Получается, что, несмотря на то, что со стороны Айвазовского соблюдены все бракоразводные формальности, единоверцы не готовы принять его новый брак, хотя бы до тех пор, пока на то не поступит высшего указания. Из-за этого недоразумения родилась странная легенда, согласно которой страстный и порывистый от природы художник будто бы рассылал приглашения на свою свадьбу с Саркизовой еще не будучи разведенным. Как видно из письма самого Айвазовского, на момент вступления в брак он уже пять лет как был благополучно разведен и не виделся с бывшей супругой целых четырнадцать лет. Так что эта версия не выдерживает критики.
Тем не менее Айвазовский явно чувствует себя не в своей тарелке, иначе для чего было бы намекать на то, что Абдулла Геворг должен сообщить о положении, в котором он оказался, патриарху?
Наконец он отправляется с молодой женой в Грецию, где они проводят вместе некоторое время, а Айвазовский как всегда самозабвенно рисует, радуясь тому впечатлению, какое производит эта страна на Анну. На этот раз острота его чувства не притупляется, а словно разгорается с каждым днем, проведенным подле любимой женщины.
Он ни в чем не ущемляет своих интересов, практически не меняет расписание своей жизни и по-прежнему предан родному городу, друзьям, готов прийти на помощь, сделать что-то по-настоящему хорошее. Помочь всем, чем только может. А может он действительно многое. Кто же не знает великого Айвазовского? Все его знают, и художники, и министры, и цари. А стало быть, и земля Айвазовского — богом данная Феодосия — не будет забыта и заброшена.
10 февраля 1883 года художник сообщает письмом председателю инженерного совета Министерства путей сообщения Василию Васильевичу Салову [264] о преимуществах Феодосии перед Севастополем в коммерческом отношении, с целью добиться разрешения на построения в Феодосии коммерческого порта. Последнее время судов в Феодосию приходило много, и все они не могли уже разместиться в сделавшемся тесным и давно устаревшем в техническом отношении порту.
264
Салов Василий Васильевич — инженер, родился в 1839 г. По окончании в 1858 г. курса наук в Институте корпуса инженеров путей сообщения определен был на службу в Главное управление путями сообщения и публичными зданиями. В 1863 г. назначен для преподавания строительного искусства в институте и избран конференцией в 1867 г. экстраординарным профессором. Командированный неоднократно за границу для осмотра важнейших гидротехнических и железнодорожных сооружений Европы, С. знакомил русских инженеров с результатами своих наблюдений статьями, помещавшимися в «Журнале Главного Управления» (ныне «Журнал Министерства Путей Сообщения»).
Айвазовский понимает — портовый город просто обязан иметь удобный и комфортабельный порт с сопутствующей ему инфраструктурой. Нет порта — не будет судов, нет судов — не станет товаров, в Феодосию откажутся приезжать купцы, жизнь, которая худо-бедно начала налаживаться, снова затухнет. И если за Феодосию не заступится он — у города не останется шанса выжить.
Впрочем, письма, просьбы — это одно, а реальное дело — совсем другое, поэтому Айвазовский совершает очередной необыкновенный поступок.
«Не будучи в силах далее оставаться свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья население города, я дарю ему 50 000 ведер в сутки чистой воды из принадлежащего мне Субашского источника». Субашский родник часть приданого жены Айвазовского. В августе 1888 года вода поступит в город!
В то же время Иван Константинович принимает активное участие в жизни армянской церкви. Так, 16 апреля 1883 года он обращается Г. А. Эзову [265] в связи с назревшей необходимостью замены феодосийского армянского священника.
265
Эзов Герасим Артемович (Езян Карапет) (1835–1905) — известный армянский ученый, магистр востоковедения, общественный и государственный деятель. Долгое время служил в Министерстве народного просвещения.
«… Вернувшись сюда из Петербурга, застал наше феодосийское армянское общество в ужасном возбуждении против здешнего армянского священника Тер Мартирос. Хотя он и был 20 лет в Феодосии, но всегда имел против себя все общество и несмотря на это с протекциею двух домов остается все-таки на месте. В церковь никто не ходит и это весьма достойно сожаления. Я вполне разделяю отношение общества, потому что священник, в самом деле, невозможен. Жаловались в консисторию, но священник и двое покровителей сумели вовремя материалом предупредить, послали жалобу в Эчмиадзин к Макару, но узнав об этом, покровители послали нарочного. Весьма обязали бы, ежели бы Вы написали к епархиальному и освободили бы наш город от этого урода. Не откажите в этой покорнейшей моей просьбе».
В 1884 году проходит очередная выставка Айвазовского в Доме искусств Вены, на которую он сам не поехал, оставшись в Феодосии. Как обычно, пресса весьма благосклонно встречает новые произведения великого мариниста, тем не менее Айвазовский не выглядит счастливым, не радует его и общество молодой и любимой супруги. В одной из газет, рядом с восторженной статьей о недавно проведенной выставке он обнаружил сообщение о смерти Марии Тальони. Она умерла у себя в доме в Марселе, еще точнее, в своем палаццо на озере Комо 22 апреля 1884 года, не дожив одного дня до собственного дня рождения. Марии Тальони должно было исполниться восемьдесят.
Много лет Айвазовский не видел бывшей любимой и не имел представления, как та жила без него. Мария же прослужила на театре Петербурга до 1842 года, постепенно теряя былую популярность, танцевала в балете своего отца «Тень» во Франции, но прежнего успеха не было. Прославленную балерину теснили ее же последовательницы и ученицы, которых готовили именно для романтического балета — главный козырь Тальони.
Оставив сцену в 1847 году Мария жила для своей семьи, давая частные уроки танцев. В 1859–1870 годах преподавала в балетной школе Парижской оперы.
В 1870 году во время франко-прусской войны, Мария Тальони получила похоронку на сына. Известие сломило бывшую балерину, некогда сильная женщина утратила почву под ногами. Не спасло даже пришедшее вслед за похоронкой письмо о произошедшей ошибке, сын не умер, а тяжело ранен. Казалось бы, возблагодари Бога и лети к своему вновь обретенному ребенку, тем паче что тому, может быть, нужна помощь. Мария уже никогда не будет прежней, а после того как буквально чрез год последовал следующий страшный удар — умер ее отец Филиппе Тальони, она словно потерялась, сильно постарев и утратив вкус к жизни. Желая сменить обстановку в 1870 году, Мария поехала в Лондон, где давала какое-то время уроки танца в аристократических семьях, одним из ее любимых учеников был сын королевы Виктории принц Уэльский. Двенадцать лет она отдала этому занятию, после чего полностью оставила танец и поселилась в своем палаццо на озере Комо.