Айя
Шрифт:
— Как же легко ты опустила руки…
— Я? — вновь улыбнулась Имайя. — Я прожила среди заблудших восемь лет. Затем, скиталась по пустыне в поисках ответов. Конечно, я опустила руки, но не так быстро, как ты могла бы подумать. Теперь я здесь и, кажется, наконец-то обрела равновесие.
— Слишком много за один раз, — прошептала Эрика.
— Зато, теперь ты понимаешь, почему брак и любовные отношения между связанными не приветствуются во Внешнем Мире.
— Такие, как я — ладно. Но те, кому известна эта тайна? Почему
— Потому что, познав эту тайну, зрячие не позволяют своим матриати беременеть. Я слышала рассказы о том, как некоторые из них сами убивали своих детей в утробе матерей. Кстати, Гвен тому пример.
— Роэли Гвен?
— Да. Он убил ребенка Пире в ее утробе, когда понял, что это дитя — его.
— Юга…
— Беременность матриати, даже самой слабой, всегда привлекала внимание Совета. Ты не знаешь, наверное, но всем ставят одно условие: если хотят родить — должны восстановить связь сразу же после родов. Если нет — изгнание или…
— Аборт?
— Смерть. Тех, кто отказался подчиниться, просто убивают.
— Значит, мать Кимао согласилась восстановить связь?
— Безусловно. За рождение Кимао его мать заплатила своей свободой.
— А Ри?
— Ри? — рассмеялась Имайя. — Ри любил ее. Думаю, что любил. Но отказаться от места в Совете ради свободы матриати… Думаю, это и разрушило их брак.
— Это? А я думала, что Квартли.
— Квартли любила Ри. И это не простые слова, брошенные на ветер. Если бы у Ри на руках не остался годовалый Орайя, он, возможно, и переродился бы здесь. Но, сына нужно было кому-то растить. Обоих сыновей.
— Любовь к сыновьям превысила чувства к Квартли?
— Любовь к Кимао превысила. Он — его первенец. Квартли всегда ревновала Ри именно к старшему сыну. Она так и не вышла замуж. Хотя, прошло двадцать пять лет. И пускай мы не стареем, это все равно долгий срок.
— Ты тоже не вышла замуж.
— Я тоже… — согласилась Имайя.
— Иногда, для того, чтобы понять, что действительно тебе нужно, стоит все потерять.
— О чем ты?
— Я поняла, что люблю Бронана именно тогда, когда потеряла все.
— Бронан твой зрячий? — улыбнулась Имайя.
— Да, — кивнула Эрика.
— Я уже потеряла все. Но что именно мне нужно, так и не поняла.
— Значит, еще не потеряла. Или не поняла, что на самом деле потеряла.
— Думаешь?
— Этот момент станет худшим в твоей жизни. Миг, когда все станет на свои места, а изменить что-либо будет уже невозможно.
— Но, ты же изменила?
— А изменила ли я…
— Что же гнетет тебя? — спросила Имайя.
— Ошибка. В своей жизни я совершила так много ошибок, но именно этой простить себе не могу.
— Ребенок? — прошептала Имайя.
— Его больше нет, так же, и моего тела.
— Юга…
— Я не сказала ему. И не скажу. Я даже смотреть теперь на него не могу. А после твоих слов…вообще не вижу смысла продолжать все это…
Имайя подняла глаза и с опаской посмотрела на появившегося в дверях Бронана. Эрика, в этот момент, медленно сползла со стула и, обогнув зрячего, покинула кухню.
— Что ты ей сказала? — повысил тон дерева.
— Многое… Важно не это.
— Что тогда важно, по-твоему?! — прокричал Бронан.
— Иногда человека нужно услышать и помочь ему. Ты хочешь помочь, но не слышишь.
— А ты, значит, слышишь?
— Она взывает не ко мне, Бронан. А к тебе.
— Она посылает меня, а не взывает!
— У каждого поведения есть свои причины. Задумайся, какие причины могут быть у нее.
— Эгоизм — вот главная ее причина.
— Тебе виднее, — вздохнула девушка и направилась к выходу. — Я вернусь в десять утра. Надеюсь, к этому времени Айя уже проснется.
Айя стояла на краю обрыва. Ветер хлестал ее по лицу, развевая короткие волосы и вынуждая глаза слезиться. Перед ногами раскинулась пустыня, а вдалеке, на самом высоком холме, — очертания чужого дома.
— Ну, здравствуй, девочка, — произнес знакомый голос. — Давно мы не виделись с тобой.
— Вы знали, что я появлюсь именно здесь?
— Поначалу, я ждал тебя дома. Но потом понял, что ты придешь именно сюда.
— Мне очень жаль, — прошептала Айя.
— С ним все в порядке?
— Да, — кивнула она.
— А с тобой?
— Со мной? — удивленно произнесла Айя, оборачиваясь к дереве.
— Да, с тобой все в порядке?
— Как странно, что этот вопрос задаете мне Вы…
— Но, мама ведь не спросила тебя об этом?
— Нет… — ответила Айя, присаживаясь на землю и свешивая ноги с обрыва.
Мужские ладони коснулись ее волос и потеребили затылок.
— Когда ты пришла сюда в первый раз, я не был удивлен. Конечно, тебе хотелось взглянуть на него. Но потом ты стала навещать его постоянно, и я понял, что дело не только в любопытстве. Ты видела, как он взрослел. Знала, что он прятался здесь, когда ему было особенно трудно. И ни разу ты не позволила заметить себя. Я полагал, что рано или поздно, он сам все поймет… Но нет. Он, наверное, всегда будет думать, что разговаривал только с ветром.
— Он не заметил меня, даже тогда, когда увидел… — прошептала Айя, поворачиваясь к мужчине лицом.
— Тебя невозможно не заметить, Айя, — улыбнулся дерева и погладил ее пальцами по щеке, вытирая слезу. — Может, теперь он стоит за твоей спиной, а ты этого не видишь?
— Нет, не стоит.
— Не стоит грустить по этому поводу. Жизнь все расставит по своим местам.
— А Вы? Вам не грустно?
— Мне? — улыбнулся дерева, присаживаясь рядом с ней и так же свешивая свои ноги с обрыва. — В отличие от тебя, я знаю, что это пройдет. А вот ты в это не веришь.