Азартная игра
Шрифт:
Я дернул за поводья, повел лошадь за собой, и мы свернули за угол сарая, подальше от этих криков. Еще одна пуля просвистела мимо и затерялась где-то в ночи.
Я решил привязать лошадь где-нибудь и оставить, передвигаться дальше пешком, счел, что это безопаснее, но затем решил, что этот план не годится. Если преследователи подобрались так близко, что открыли огонь, стало быть, им не составит особого труда догнать меня. Мне нужна была лошадь, нужна была скорость, чтобы удрать от них.
Я вставил левую ногу в стремя, подтянулся и вскочил в седло, взял поводья и снова тронулся в путь. Пока лошадь трусцой бежала по двору, я заметил еще несколько огоньков
Огоньки сигнализации остались позади, под покровом тьмы я пришпорил лошадь, и она устремилась вперед.
Приблизились к шоссе. Так, куда же теперь поворачивать?
Я понимал, что должен свернуть вправо, к деревне под названием Престбери и Челтенхему. Потому что тогда смогу попасть в полицейский участок Челтенхема. Там я буду в безопасности, и старший инспектор Флайт сможет наконец допросить меня.
Я даже представил, каким должен быть оптимальный маршрут.
Ведь я вырос в деревне Престбери, знал здесь все углы и закоулки, знал, где срезать, чтобы попасть кратчайшим путем в центр Челтенхема. Я полжизни проделывал этот путь пешком или на велосипеде. И еще я знал все пустынные объездные дороги и безлюдную в это время суток тропинку через Питвиль-Парк, мимо знаменитой насосной станции, благодаря которой Челтенхем получил статус спа-курорта. Затем – через рекреационную зону Тома Тейлора, а дальше вниз, мимо огородов Гарднер-Лейн, где еще мальчишкой я играл со своими школьными друзьями. Там, где это возможно, буду стараться, чтоб лошадь скакала по твердой поверхности или по траве, на всем пути к Суиндон-роуд, что находилась неподалеку от челтенхемского родильного дома, где вот уже почти тридцать лет тому назад я появился на свет.
А затем можно будет проехать мимо железнодорожной станции и уже оттуда – по широкой обсаженной деревьями улице, где стояла церковь Христа, к цели моего назначения, Лэндсдаун-роуд.
«Да, – подумал я, – лучше всего свернуть вправо, к полицейскому участку».
Но вместо этого я свернул влево, к Вудменкоуту и Клаудии.
Как я мог допустить такую глупость, сказать Шеннингтону, что она поехала к моей матери? Если именно он отправил тогда ко мне того убийцу с пистолетом – а я ничуть не сомневался, что так и было, – тогда он точно знает, где находится коттедж мамы. Тогда это лишь вопрос времени, когда он доберется до Клаудии, нападет на нее.
Я надеялся попасть туда первым.
К счастью, в этот дождливый темный вечер дорога была пуста. Лишь пару раз мне пришлось свернуть с нее на мокрую траву, пропуская пролетающие мимо машины. Ни одна из них не сбросила скорость. А так мы почти все время скакали по дороге. Слишком опасно для лошади передвигаться в темноте по обочине – нога может провалиться в дренажную канаву.
Однако вскоре я с тревогой заметил, что цоканье копыт по асфальту звучит, пожалуй, слишком громко на фоне царившей кругом тишины. «Так что безопаснее, – подумал я, – прибавить ходу или пробираться вперед тихо, тайком?» Наверняка тот же вопрос задавали себе военные стратеги со дня изобретения армий.
Я выбрал скорость, но, приблизившись к деревне Саутхем, снова замедлил ход, стараясь по мере возможности, чтоб лошадь тихо ступала по траве. Несмотря на поздний час и проливной дождь, стук копыт лошади, особенно скачущей во весь опор, вполне мог привлечь внимание людей, выманить их из дома посмотреть, что же происходит в столь неурочное для скачек время. А мне вовсе не хотелось останавливаться и пускаться в объяснения.
И вот мы с лошадью благополучно проехали через деревню Саутхем, не привлекая ничьего внимания – ну разве что любопытные взгляды кота, вышедшего на ночную охоту за едой.
От Саутхема до Вудменкоута было чуть меньше мили, и я пустил своего скакуна посреди дороги, прямо по белой разделительной полосе, чтоб лучше ориентироваться в темноте. Дождь понемногу стал стихать, но мне было без разницы – я уже успел промокнуть до костей и продрогнуть.
Я скакал по краю деревни, приближаясь к тому месту, где стоял коттедж мамы.
Ее улочка образовывала четвертое ответвление от перекрестка, и я как раз приближался к нему, как вдруг с другой дороги выехала машина и свернула прямо в нужную мне сторону. Очевидно, что она направлялась к коттеджу мамы, потому что никаких других домов там не было.
Я пришпорил лошадь и помчался туда по траве, чтоб заглушить стук копыт.
Примерно на полпути к дому я соскользнул со спины лошади, привязал ее к дереву и тихо, но быстро двинулся вперед пешком. Свернул и пошел дальше, стараясь держаться в тени живой изгороди.
И почти сразу же увидел мамин дом и Шеннингтона, стоявшего у входной двери. Я сразу узнал его, лицо освещала лампа на крыльце. Я начал медленно подкрадываться к нему по траве.
– Виконт Шеннингтон, – громко сказал он. – Мы виделись сегодня на скачках.
– Что вам надо? – услышал я приглушенный голос Клаудии из-за двери.
– Хочу вернуть мистеру Фокстону его плащ, – ответил Шеннингтон. – Забыл его у меня в ложе по чистой рассеянности. – И действительно, через руку у него был перекинут мой плащ.
«Не открывай, Клаудия, – взмолился я про себя. – ПОЖАЛУЙСТА, ТОЛЬКО НЕ ОТКРЫВАЙ ЕМУ ДВЕРЬ!»
Но она, разумеется, открыла. Я услышал, как щелкнул замок.
Стоит Шеннингтону оказаться в доме – и никаких шансов у меня больше нет. Он приставит нож ей к горлу или же ствол пистолета к виску и может диктовать мне свои условия. Вот уж действительно овечка для заклания, иначе не скажешь.
Единственный вариант – это действовать решительно и быстро.
И вот, как только распахнулась входная дверь, я, низко пригибаясь, пробежал по дорожке из гравия и набросился на него. Заслышав шум, он обернулся, но я не дал ему времени среагировать.
В школе, несмотря на малый рост, я был постоянным членом команды регби, и роль моя сводилась к отбиранию и перехватыванию мяча.
Я успел перехватить Шеннингтона чуть выше колен с такой резкостью и силой, что тотчас сбил с ног.
И оба мы покатились по земле. Причем он упал первым, а я сверху, и вся сила удара пришлась на него.
Шеннингтону было глубоко за шестьдесят, я – вдвое моложе, к тому же отчаяние и гнев придавали мне сил.
Так что шансов у него практически не было.
Я быстро вскочил и уселся на него верхом, запустил пальцы ему в волосы и окунул головой в глубокую лужу, образовавшуюся от дождя. «Интересно, как это ему понравится, – со злорадством подумал я, – лежать с лицом, погруженным в холодную грязную воду?»
Испуганная и растерянная Клаудия так и застыла в дверях.
– Ник, – крикнула она. – Ник, прекрати! Перестань сейчас же! Остановись! Ты его утопишь!