Азартная игра
Шрифт:
Виконт Шеннингтон, казалось, того гляди лопнет от злости. Вместо того чтоб поздравить жокея, он одарил его таким выразительным взглядом, что и дураку стало ясно: парнишка, как в свое время Билли Серл, выиграл забег, который должен был проиграть. Но теперь уже ничего не поделать. Видно, он не смог вовремя ни придержать лошадь, ни свалиться с нее. И ему ничего не оставалось, кроме как выиграть эту скачку.
А этот лорд Шеннингтон определенно «пижон». Да еще и мошенник к тому же.
Наверное, мне следовало бы взглянуть на записи, узнать, уж не
– Я вся продрогла, – сказала Джен, подходя к нам после того, как лошадей увели с круга. – Не пропустить ли нам по стаканчику виски «Мак»? Я угощаю.
Тут снова стеной хлынул дождь, и мы бросились искать укрытия в баре «Аркл», что находился на первом уровне под трибунами.
– А ты хорошо знаешь виконта Шеннингтона? – спросил я Джен, потягивая смесь виски и имбирного эля.
– Знаю, конечно, – ответила она. – Но не настолько хорошо, чтоб подойти и заговорить.
– А мы сегодня гости у него в ложе, – вставила Клаудия.
– Вот как? – воскликнула Джен. – Сам он не слишком большая шишка в мире скачек, а вот его отец – один из старейших членов Жокейского клуба.
– И клиент нашей фирмы, – добавил я. – Но только не мой лично.
Джен улыбнулась. «Это я твой клиент и прошу этого не забывать», – говорила ее улыбка.
– А ты случайно не знаешь, испытывает он финансовые затруднения или нет? – спросил ее я.
– Да откуда мне знать про его финансы? – удивилась Джен. – Ты у нас специалист в этой области.
«Что верно, то верно, – подумал я. – Вот только он не мой клиент, а спросить у Грегори я не могу».
Четвертый забег мы смотрели по телевизору в баре, победитель снова пришел к финишу в полном изнеможении и заляпанный грязью.
– Они должны хоть что-то делать, когда такая погода, – укоризненно заметила Джен.
– Что делать? – спросила Клаудия.
– Ну, сократить время проведения скачек, к примеру, за счет взвешивания.
– Это нереально, – заметил я. – У половины из них и без того большой перевес. – Большинство жокеев-любителей были выше и весили больше, чем профессионалы.
– Тогда просто сократить время скачек. Бедные лошади по большей части приходят к финишу полумертвыми. Три с половиной мили по такой грязи – это слишком много.
Тут она была, конечно, права, но разве могли организаторы скачек предвидеть, какая будет погода, если скачки планировались за несколько месяцев?
– Ладно, – сказала Джен и одним махом допила свой виски. – Хватит с меня созерцания всего этого несчастья. Еду домой.
– Может, и мы поедем тоже? – спросила Клаудия, зябко поеживаясь.
– Пока нет, – ответил я. – Я еще должен поговорить с лордом Шеннингтоном.
Клаудия выглядела такой несчастной.
– Если хочешь, думаю, Джен будет не против подбросить тебя к маме, – сказал я. – Это недалеко отсюда, всего около мили.
– Без проблем, – кивнула Джен.
– Вот, – сказал я и достал из кармана ключи от маминого дома. – Вернусь около десяти, по дороге заезду к Джоан и заберу маму.
Клаудия взяла ключи и нервно завертела их в пальцах.
– Джен проводит тебя до дверей, – пытался успокоить ее я. – Потом запрешься изнутри и откроешь только мне.
И тут вдруг она забормотала нечто на тему того, что не так уж ей и хочется возвращаться в коттедж и сидеть там одной. Но я видел: она сильно замерзла, к тому же еще не до конца оправилась после операции. Честно говоря, мне было бы спокойнее отправить ее домой с Джен, чтоб я мог собраться и сосредоточиться на предстоящем разговоре с Шеннингтоном.
– Ну ладно, – протянула она. – Но только, пожалуйста, не задерживайся.
– Не буду, – кивнул я. – Обещаю.
Ложа Шеннингтона почти опустела, когда я вошел туда перед пятым забегом, и Бена тоже видно не было.
– Уехал в Оксфорд, – объяснил его отец, когда я снял плащ и повесил его на крючок у двери, дождевая вода ручейками сбегала по прорезиненной ткани, с рукавов капало на ковер. – Просил передать вам привет и попрощаться за него.
– Спасибо, – сказал я. – Очень славный молодой человек. Вы, должно быть, им гордитесь.
– Да, конечно, благодарю, – кивнул он. – Но временами Бен бывает таким идеалистом!
– Прекрасная черта, особенно для молодого человека, – заметил я.
– Не всегда, – протянул он, глядя куда-то в стену у меня над головой. – Ведь все мы живем в реальном мире. А для Бена он или белый, или черный, или правильный, или нет. Он не признает ни золотой середины, ни компромиссов, ни снисхождения к маленьким людским слабостям.
«Да, вот так заявление, – подумал я. – Очевидно, что продиктовано оно неким конфликтом между отцом и сыном. Возможно, Бен не одобряет увлечения отца азартными играми».
Тут вдруг Шеннингтон словно очнулся от транса.
– А где же ваша дама? – спросил он.
– Она замерзла, – ответил я. – И подруга вызвалась отвезти ее домой к моей матери. Я заеду за ней попозже. Извините, что она уехала, не попрощавшись с вами.
– Ее не в чем винить, – сказал он. – Вечер выдался холодный, большинство моих гостей разъехались. Остальные наверняка уедут еще до последнего забега.
Я подошел к краю балкона, стал всматриваться во мглу, наблюдать за тем, как усталые и грязные участники проходят еще одну длинную дистанцию, испытывающую их на прочность. Этот забег закончился эффектным финишем: один из двух лидеров поскользнулся, взяв последнее препятствие, и сбросил несчастного седока на мокрую траву. Я видел, как невезучий жокей сел, придерживая руку в знакомой манере: сломанная ключица – сущее проклятие и бич всех наездников.
Случилось это, как я заметил, невдалеке от того места, где восемь лет тому назад так круто изменилась моя жизнь. Ведь она могла сложиться совсем по-другому, если б я тогда приземлился на вытянутую руку, как только что сделал этот парень, а не на голову. Тогда бы я сломал ключицу, а не шею.