Азбука для несовершеннолетних
Шрифт:
Корни – это то, чем мы жили вчера, год назад, сто, тысячу лет назад. Это наша история. Это наши деды и пращуры. Это их дела, молчаливо живущие рядом с нами, в степных каменных бабах, резных наличниках, в деревянных игрушках и диковинных храмах, в удивительных песнях и сказках. Это славные имена полководцев, поэтов и борцов за народное дело. Народ, не имеющий таких глубоких корней, – бедный народ, сколь ни высоки его здания из алюминия и стекла.
У меня на столе лежит гора писем. Сотни людей ищут родственников и родителей, потерянных в годы войны! «Я была девочкой и потерялась во время бомбежки. Теперь я взрослый человек, работаю инженером в Казани. Тяжело жить, не зная имени матери и отца. Я не надеюсь увидать их живыми, но хотя бы знать, кто они, что? Мне легче будет себя понимать – кто я и что?» В этих словах вся мудрость отношения человека к своему прошлому. Человеку надо знать свои корни. Тогда и воздух, которым он дышит, будет целебен и вкусен, и земля, на которой стоят его ноги, будет дороже, и все, что будет выходить из рук его, будет овеяно мастерством его предшественников, красотой, накопленной в веках.
Лет сорок назад многие думали, что все это лишнее. В прошлом было действительно много, от чего в новом мире надо было избавиться. Но оказалось, не все надо сбрасывать с корабля истории. В крутые годы войны мы призвали на помощь себе нашу историю: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Нас вдохновляли эти великие имена! В соединении с духом наших идей прошлое стало оружием. Силу его никто не измерил. Но можно сказать, что была она не слабее знаменитых «катюш». Оно, прошлое, и теперь нам послужит, если дела в мире примут крутой оборот. Надо это иметь в виду ежедневно и ежечасно.
Без прошлого невозможно ни понять хорошо, ни оценить по достоинству настоящего. Дерево нашей Родины – одно целое: зеленая крона и корни, глубоко уходящие в землю. Давайте будем помнить об этих корнях.
Вернемся теперь к письму рязанской матери. Нам также небезразлично, кем вырастет ее сын Владимир – Патриотом и Гражданином или травой перекати-поле, которой все равно, где расти и под какими ветрами шуметь. Человек должен вырастать сыном своей страны. Совершая дела великие, мы должны знать, откуда пошли и как начинали. Мы должны помнить и чтить деяния пращура, Великую Революцию Ленина, ратный и трудовой подвиг отцов. Дела наши в совокупности с прошлым миром природы и огнем домашнего очага выражаются дорогим словом – Отечество. Любить Отечество невозможно заставить декретом. Любовь надо воспитать.
Солнце на земле одинаково светит для всех, но человеку с Родиной оно светит ярче.
...На 10 тысячах километров подряд шел сенокос. На холмистой подмосковной равнине, в уютных распадках Урала, в распахнутых сибирских степях, под нахохлившимся, грузным байкальским небом и в кудрявых прериях Приморья. Еще солнце не взошло, роса не осела, туман лишь приподнялся с земли, а в полумгле уже видишь машины, сенокосилки, людское копошение в полях, и в мгновение, пока проносится поезд, иногда даже угадываешь крупный жест косаря: плечами чуть вниз и вправо – плечами чуть вверх и влево, в полный разлет.
Я тринадцатый раз ехал Транссибирской дорогой и впервые видел такой сенокос. Стоило открыть окно, и запах свежего сена, перебивая все остальные, наплывал в вагон. Вдоль полотна, на открытых местах до самого горизонта толпились только что родившиеся копнушки или вполне серьезные, со вкусом уложенные и прикрытые внушительные стога: в Европе – конусом, в Сибири – в форме буханки хлеба, на Дальнем Востоке – почти квадратные.
За час с небольшим перевалили Урал – «мужицкие горы»: низкие, широкоплечие, лохматые от хвойничка, с резкими выступами серых скал и коричневых оползней. Был закат, небо усыпали малиновые перья облаков, и маленькая речка, провожавшая поезд через Урал, тоже вдруг сделалась малиновой, а скалы вдоль нее сизыми. Несколько минут гляделись они такими друг на друга – и вдруг сразу поблекли, стали никакими, ушли в темноту. Уже в ночи дорога от Свердловска рванулась на юг, через плоскую зеленую Западную Сибирь, чтобы потом вдоль Байкала протиснуться сквозь путаницу хребтов к станции Ерофей Павлович (по имени и отчеству великого землепроходца), а промчась еще двое суток – к городу, носящему его фамилию, к Хабаровску. И отсюда, пересекая диковинное Приморье, к городу Владивостоку.
За окнами темнеющие вершины сибирских елей и пихт, а в памяти проносятся наши западные форпосты: прилегший у самой границы ласковый город Брест с улицами, густо заросшими кленами и липами, с уютными парками. Сначала и не подумаешь, что это тот самый гордый, бестрепетный город, крепость которого держалась против гитлеровской армии, погибла, но не сдалась.
А от Бреста тянется по Западной Белоруссии, по Полесью старинное шоссе екатерининских еще времен, густо обсаженное липами в два обхвата. И древнее село Малорита вдруг показывается на пригорке: хаты в обрамлении садов, аисты на крышах, медлительные прочные люди – белорусы звонко отвечают на приветствие, нажимая на букву «р»: «Здр-р-р-ав-ст-вуйте!..»
Помню, с нами тем же поездом ехали французы-туристы. Небрежно одетые, увешанные кино- и фотоаппаратами мужчины жадно снимали на пленку все, что им казалось экзотикой: женщин в цветных шалях, густобородых стариков, мальчишек в отцовских сапогах по пояс. С одинаковым рвением фотографировали туристы и вереницы комбайнов, ползущих по многокилометровому полю (такое во Франции тоже не увидишь), и новенькие, с «иголочки», вокзалы, которыми приукрасилась Транссибирка. Женщины прогуливались по перронам, демонстрируя последние новинки парижской моды. В общем, французы были крайне общительны, любопытны и шумны, как любые другие туристы.
Прошла ночь, кончался день. «Далеко ли до середины?» – спросили они у проводника. «Какая там середина! – отмахнулся старик. – И в Новосибирске-то нет середины». Прошла еще одна ночь и еще один день скорого международного поезда, а до середины пути все еще оставалось далеко-далеко – тысячи километров, больше, чем от Москвы до Парижа! И французы как-то притихли. Конечно, они знали заранее и длину дороги, и число дней проезда – ведь в двадцатом веке о цифрах все широко информированы. Но тут иностранцы почувствовали всю нескончаемость, всю колоссальность России; смутный трепет перед расстоянием овладел ими. Туристы переживали нормальное, обычное ошеломление человека, впервые пересекающего Россию.
Мы не просто страна в ряду других стран. Мы не только великая держава среди других великих. СССР– уникальное общество планеты Земля.
Площадь СССР больше площади каждого из трех материков: Европы, Австралии и Антарктиды. Азия, Америка и Африка ненамного превосходят нас размерами; даже Луна всего лишь в полтора раза больше нашей страны.
Небольшие по российским масштабам области свободно равняются по площади с известнейшими и совсем не маленькими, государствами: Московская область больше Швейцарии, Брянская – Бельгии, Архангельская – Франции, не говоря уже о таких гигантах, как Якутия, которая одна почти равна Индии.
У нас ездят на лошадях – как в Англии, на ослах; – как в Испании, на собаках – как в Гренландии, на верблюдах – как в Сахаре, на яках – как в Тибете, на оленях – как нигде... (Разумеется, главным средством передвижения остается машина.)
Почти все растения планеты растут или могут расти у нас. По природной одаренности советский массив смело может спорить с любым другим континентом.
Как ни подходи к нашим просторам, как ни пытайся считать их и пересчитывать, они поражают воображение. Мелькают тысячи квадратных километров, населенные или полубезлюдные, насквозь продутые льдистыми ветрами или горячими самумами, заросшие северными джунглями или золотой пшеницей; наши растущие города, заводы, институты – взнос в мировую цивилизацию, надежнейший резерв землян будущей эпохи Братства Народов.