Азенкур
Шрифт:
— Знамя, что на носу, — это знак Святой Троицы, — перекрестившись, пояснил Хуку отец Кристофер.
Хук, заглядевшись на знамя, не ответил.
— Может показаться, что для Святой Троицы нужны три флага, — лукаво прищурившись, продолжал отец Кристофер, — однако на небесах торжествует скромность, поэтому достаточно одного. Знаешь, что в нем за смысл, Хук?
— Нет, святой отец.
— Придется пролить свет на твое невежество. Внешние круги — это Отец, Сын и Святой Дух. А на полосах, их соединяющих, написано
— «Не есть», — тотчас ответила Мелисанда.
— Боже мой, к такой красоте еще и умна! — радостно заявил отец Кристофер, с удовольствием оглядывая Мелисанду с головы до ног. На девушке было тонкое льняное платье с львиным гербом сэра Джона, однако священника занимала явно не геральдика. Неспешно проведя взглядом обратно снизу вверх, отец Кристофер вернулся к рассказу: — Значит, Отец не есть Сын, который не есть Святой Дух, а тот не есть Отец. Все внешние круги соединены с внутренним, который есть Бог, и на полосках, ведущих к внутреннему кругу, написано слово «est». Стало быть, Отец есть Бог, Сын есть Бог и Святой Дух есть Бог, хотя все трое различны. Все очень просто.
Хук нахмурился.
— Не так уж просто…
— Конечно, непросто, — усмехнулся отец Кристофер. — Не знаю, кому под силу постичь Святую Троицу! Разве что Папе — но которому? Их у нас двое! Григорий non estБенедикт, а Бенедикт non estГригорий, и остается лишь уповать, что Господь знает, кто estкто. Мелисанда, ты воистину хороша! А досталась какому-то Хуку!
Мелисанда ответила ему гримасой, отчего священник рассмеялся, чмокнул кончики пальцев и послал девушке воздушный поцелуй.
— Приглядывай за ней, Хук!
— Я так и делаю, святой отец.
Священник, умудрившись-таки оторвать взгляд от Мелисанды, повернулся к «Королевской Троице», у борта которой, как поросята у свиноматки, теснились мелкие шлюпки. С них поднимали наверх большие тюки. На корме корабля развевался флаг Англии — красный крест святого Георгия на белом поле. Каждому бойцу в армии Генриха выдали такие же красные льняные кресты, их полагалось нашить спереди и сзади на налатники поверх хозяйского герба. Сэр Джон объяснил, что гербов слишком много: в большой битве немудрено запутаться в расцветках, зверях и птицах. А крест святого Георгия безошибочно укажет своих даже в самой гуще схватки.
К главной мачте флагмана крепилось королевское знамя — огромное полотнище, разделенное на четыре части: в двух четвертях золотые английские леопарды, в остальных двух — золотые лилии Франции. Генрих, заявляя права на оба престола, объединил в своем флаге символы двух королевств, и теперь в Саутгемптонскую гавань стягивался огромный флот, призванный осуществить королевские притязания. Перед отъездом в Лондон
— Король действует верно! — гордо заявил он, ощерившись в волчьей ухмылке. — Нас ждет успех! Наш господин и правитель не жалел денег! Заложил драгоценности короны! Нанял лучшую армию — и мы с вами ее часть! Лучшая часть! Не посрамим короля! Бог на нашей стороне — верно, святой отец?
— Господь не выносит французов, — заявил отец Кристофер уверенно, словно Бог посвящал его в свои сокровенные замыслы.
— Потому что Господь не дурак! — подхватил сэр Джон. — Всевышний знает, что Он создал французов по ошибке! И послал нас исправить оплошность! Мы войско Господне, так выпустим же кишки из чертовых выродков!
Полторы тысячи судов готовились переправлять через Ла-Манш двенадцать тысяч солдат и как минимум вдвое больше лошадей. Кроме англичан, составлявших основную массу войска, среди солдат были валлийцы и несколько десятков воинов из принадлежащей Генриху Аквитании. Хук с трудом представлял себе огромное число — двенадцать тысяч! — однако отец Кристофер, стоявший у борта «Цапли» в кольчуге и с мечом на поясе, повторил предостережение, высказанное им у харчевни перед стычкой с сэром Мартином.
— Французы могут собрать войско втрое многочисленнее нашего, — задумчиво сказал он, облокотившись на поручень. — И даже больше. Если дело дойдет до битв, нам пригодятся твои стрелы.
— Французы не станут с нами сражаться, — вставил кто-то из латников сэра Джона, услыхав слова отца Кристофера.
— Да, биться с нами они не любят, — согласился священник. — Не то что в старое доброе время.
Молодой круглолицый латник усмехнулся:
— Креси и Пуатье?
— Хорошо бы! — завистливо прищурился отец Кристофер. — Представляешь, оказаться под Пуатье! Взять в плен французского короля! В этот раз такого не дождешься…
— Почему, святой отец? — спросил Ник.
— Они уже знают наших стрелков, Хук. И держатся от нас подальше. Сидят по городам да крепостям и ждут, пока нам надоест. Проскачи через всю Францию хоть десяток раз — они не выйдут на бой. А если нам не проникнуть в их крепости, что толку скакать по всей Франции?
— Тогда почему у них нет лучников? — спросил Ник.
Однако ответ явился сам собой. Ответом был он сам, Николас Хук, чье превращение в лучника заняло десять лет. Первый лук отец вручил ему в семилетнем возрасте, наказав упражняться ежедневно, и до самой смерти отца луки становились год от года длиннее и туже, и мальчишка Ник узнавал, как сгибать лук всем телом, не только руками.
— Да навались же ты на лук, недотепа! — ворчал отец, каждый раз огревая его по спине тяжелым цевьем, и Ник учился натягивать тетиву и становился все сильнее.