Азиатская Европа (сборник)
Шрифт:
Конечно, захватить Москву в 1698 году стрельцам не составило бы труда, но на государственный переворот они пойти не могли, и иезуиты отлично понимали это. Вовсе не потому, что среди стрельцов были их агенты, а потому, что наемники были скованы древней тюркской традицией, считали царскую власть незыблемой и священной.
Стрельцы хотели улучшить свою жизнь, а что сделать, не знали.
Лишь когда их лишили довольствия, когда они вдоволь наголодались, тогда выступили. Но не против царя, а против бояр и иноземцев… В тот день по приказу царя арестовали сотни людей, подвергли пыткам. Доносы и розыски задевали, разумеется, в первую очередь противников Запада. Православный люд в страхе даже пригнулся: публичные казни в Москве шли с утра до вечера. Потоки крови, предсмертные крики осужденных пронизывали городскую тишину… пять месяцев не убирали виселицы, пять месяцев не отдыхали палачи.
Кремлю важно было в очередной раз смять славян, взрастить в их сознании мысль о всесильном царе-императоре, которому все должны служить бескорыстно. То была кровавая политика страха, она не могла не привести к нравственному падению славян, к духовному их обнищанию, что, собственно, и случилось в 1721 году.
А иного и быть не могло.
Стрелецкий бунт от утверждения Святейшего синода, который взял в свои руки управление Русской церковью и объявил царя императором, отделяло два десятилетия. Но каких! За те годы страна стала другой — помнящей казни, карательные экспедиции, она теперь боялась прогневить не Бога, а всесильного царя-императора. То был народ, потерявший веру.
Бог, на служении Которому прежде строилась мораль общества, отошел на второй и даже на третий план. Страх теперь заботил людей. Страх, который сбивает в стадо. Один лишь этот факт достоин размышлений и выводов, а были другие, тоже выразительные, которые и складывали картину правления Петра Великого… Чему удивляться и что здесь обсуждать, если дела Церкви принял синод, во главе которого восседал Стефан Яворский, поляк, католик. И первым своим решением глава нового Духовного приказа упразднил должность патриарха. Не нужна! Потому что есть папа римский.
Биография Яворского говорит за себя лучше всяких слов. Родился в польском местечке Яворе в 1658 году. Образование получил в Киево-Могилянской иезуитской коллегии, где преподавание велось на латинском языке. В 1684 году официально вошел в члены ордена под именем Станислава Симона. Учился в высших иезуитских школах Львова, Люблина, Вильно. В 1700 году прибыл в Москву, где Петр I повелел «посвятить Стефана Яворского в архиереи какой-нибудь из великорусских епархий, где прилично, не в дальнем расстоянии от Москвы»… Рязань оказалась местом начала российской карьеры этого иезуита, который вскоре стал править Русской церковью.
«Церковные имения» (имущество) перешли в руки боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, который откровенно воровал, урезал доходы епархий, вмешивался в их быт. Бюрократ, предки которого раздули Смуту, теперь высокомерно поучал духовенство. И это было нормальным! В глазах царя Русская церковь слыла «прибежищем лентяев», которые «избегали государевой службы»… В тех словах весь «великий император России». Весь целиком.
Ходили слухи, будто Петр сам тайно принял латинское крещение (латинство), и слухи не казались беспочвенными. Иначе чем объяснить поведение императора, особенно в 1723 году, когда он запретил стричь в монахи без разрешения синода?.. Чем объяснить, что монастыри, эти некогда учебные центры Руси, превратили в госпитали, богадельни, приюты и тюрьмы?.. Все это делали, чтобы искоренить «алтайские» корни монашества, которые питали прежде духовную культуру русского народа.
Старое монашество по приказу Стефана Яворского уничтожали методично и очень тихо. Сжигали библиотеки, травили и старцев, и молодежь… Реформы монастырей, как таковой, не было, но при Петре Церковь опять стала другой, как и при его отце, Алексее Михайловиче. Трижды изменилась вера в России за одно столетие, такого не знали ни в одной стране мира. От былого мало что осталось. Политика растворила Церковь в Государстве, смешала небо и землю. Власть создавала человека, который будет смотреть на своего повелителя как на бога, от него ждать милости и кары.
Те страшные события описывает и С. М. Соловьев, правда, со своими, явно неуместными здесь оценками. Монахи и монахини были переписаны, около ворот монастырей выставили стражу, запрещавшую всем входить и выходить… Коснуться пера для письма монах мог только с разрешения начальства… Все эти дикие нововведения даже перечислить трудно. Для истории ничего не осталось, даже их предсмертных записей. А итог один: монастыри заморили голодом. И нищетой, лишив всякого имущества. В том числе дров. Монахи гибли от холода и голода.
Потеря духовной свободы и есть славянство, оно оставляет человеку одно — отступничество. Повиновение возводит в закон, чтобы, даже молясь, люди обращались не к Богу, а к императору… Своим царедворцам Петр запретил произносить слово «церковь», поменял его на «Ведомство православного исповедания».
И это в христианской-то стране?! В России…
В ответ на упреки низложенного патриарха и бояр в потворстве «немецким обычаям» царь попросту обрил их, заставил сменить традиционную одежду на немецкую: «Я сам без бороды, и тебе неприлично быть косматым». Это была не прихоть, не причуда больного царя, страдающего не только эпилепсией. Хуже.
Ношение бороды у тюрков считалось обязательным для тех, кто представлял свой род на собраниях, показывал его знатность и древность. Аксакалы, по-тюркски «белобородые», были особо уважаемыми людьми. Чем длиннее борода, тем больше почета. В них люди видели связь с предками. Поэтому в дни траура брить бороду запрещалось всем, даже молодым мужчинам.
Обривая аксакалов, Петр лишал их всего. В первую очередь предков. Это было сродни отсечению головы. Еще в XVI веке за повреждение бороды на Руси полагалось платить большой штраф, о чем, например, записано в Псковской грамоте. Показателен пример Бориса Годунова. Хвалясь милосердием, он отменил смертную казнь боярину Бельскому и велел выщипать боярину «всю его длинную густую бороду», что было во сто крат страшнее смерти.
Бритье бород в России, начатое Петром, было звеном государственной политики по уничтожению тюркского прошлого. Это удар в сердце старой аристократии, которую просто убирали со сцены.
Стоит заметить, что и укорачивание кафтанов тоже имело политический смысл и вытекало из политики Кремля, по воле Рима разрушавшего тюркскую культуру. Кафтан и колпак были предметами древнего обихода, знаками отличия. Тюркам, носившим их, запрещалось работать физически, одежда подчеркивала особую касту этих людей. Знатный человек, боярин, не имел права пальцем шевельнуть, тем он оскорблял прислугу, которая призвана помогать ему в быту… Как видим, «классовые отношения» на Древнем Алтае строились просто, в помощи старшему по рангу не видели унижения или обиды. Наоборот, гордились ею.