Азовский гамбит
Шрифт:
– А немецкого доктора?
– Конечно, только он, видать, вместе с теми моряками гулял.
– Точно, – вспомнил воевода. – Был там иноземец в темном платье. Как пить дать, лекарь! Эх, беда, что же делать-то?
– Не тревожься раньше времени. Трудно Маше здесь. Зима лютая, лето короткое. Ты целыми днями на службе. Вот и тяжко ей на душе.
– А ты как же?
– Я целый день при деле. С Ванечкой вожусь, а когда он спит, книги читаю. Хозяйство опять же. Ты вот что, Никитушка. Пригласил бы гостей в дом. Только не на пир, а на прием. Пусть с женами придут. Пока вы будете умные разговоры вести, мы тоже пообщаемся. Глядишь,
– Будь по-твоему, – кивнул воевода. – А теперь, вели обед подавать, проголодался, сил нет!
Впрочем, поесть боярину спокойно не дали. Только он, выпив с устатку малую чару можжевеловой водки, закусил ее копченой рыбкой и взялся за ложку, чтобы похлебать горячего, как со двора послышался громкий требовательный стук.
– Кого там еще черт принес? – не удержался Никита, после чего немного виновато посмотрел на сестру.
– Сейчас узнаем, – ровно отозвалась Алена, не любившая ругани.
– Гонец из Москвы прискакал, господин воевода! – крикнул вбежавший в трапезную холоп. – Сказывает, указ царский привез!
– Ишь ты, – насторожился Вельяминов и обеспокоенно посмотрел на побледневшую сестру.
Через минуту слуги почти волоком подтащили к нему почти сплошь покрытого инеем человека.
– Смотри, как замерз! – покачал головой хозяин дома, после налил полную чару и водки протянул прибывшему. – На-ко вот выпей!
– Храни тебя бог, боярин, – поблагодарил гонец, когда к нему вернулась способность говорить.
– Не за что, – отозвался Никита. – Благополучно ли добрался.
– Слава богу. Даже тати лесные не нападали, а от волков мы отбились!
– И много ли серых?
– Не мало. Грешным делом, думал уж пороху с пулями не хватит.
– Что за весть привез ты нам?
– Скорбную, боярин. Государыня Катерина Михайловна волей божьей скончалась!
– Горе-то какое! – искренне огорчился воевода, после чего истово перекрестился.
– А вот что в указе, не ведаю. Велено лично в руки передать!
– Давай раз велено, – отозвался Вельяминов, принимая сшитый из толстой кожи цилиндр с висящей печатью.
Решительно сломав печать, он вытащил свернутую в трубочку грамоту, после чего погрузился в чтение. Закончив, некоторое время сидел, размышляя, после чего спохватился и спросил у посланника:
– Что-то никак не признаю тебя, ты чьих будешь?
– Из жильцов [11] я, боярин. Шемякиным прозываюсь Михайло Матвеев сын.
– Погоди-ка, не твой ли отец у государя в Смоленском походе постельничьиим был?
11
Жильцы – младший служилый чин по московскому списку. В мирное время часто посылались в качестве гонцов, в военное входили в Государев полк.
– Мой.
– Знавал я в старопрежние времена твоего родителя. Он жив ли?
– Этим летом помер, а меня на службу поверстали. Государь вспомнил о батюшкиных заслугах и повелел в жильцы определить.
– Садись, Миша с нами за стол. Перекуси, чем бог послал, с дороги, да расскажи, что в Москве нового?
– Благодарствую, боярин, – с каким-то облегчением в голосе отозвался молодой человек и хотел скромно присесть с краешку.
Но Вельяминов не позволил, а усадил его рядом с собой и
– Отнесите гостя в спальню, – велел воевода холопам, а когда они с Аленой остались одни, тихонько спросил, – знаешь ли, что в сей грамоте?
– Повеление в Москву ехать, – спокойно ответила ему княгиня.
– А ведь я у государя в ногах валялся, просил меня воеводой услать, чтобы только тебя увезти подальше!
– Судьбы не избежать.
– То-то и оно. Что делать-то будем?
– Жить дальше, Никитушка.
Глава 2
Посольский обоз вышел из Москвы сразу после окончания Рождественского поста. Перед тем, как водится, поскакали ко всем воеводам гонцы, чтобы предупредить о том, что движется поезд и его надо уберечь от всяческих невзгод, а паче всего от разбоя. К иноземцам тоже были отправлены послания с заверениями о дружбе и желании жить в мире.
Впереди обоза двигался разъезд из московских служилых людей, которые будут охранять его до Можайска. Там их сменят местные, потом придет черед смолян и так до самой границы. За передовым отрядом один за другим следуют поставленные на полозья возки, сани со всяким припасом и охрана из стрельцов и дворян. Всего ратных людей больше сотни, а с ними сам глава Посольского приказа и его ближайшие помощники, а также старшие и младшие подьячие, толмачи, переводчики [12] и, конечно же, слуги.
12
Толмач – человек, понимающий и способный перевести устную речь. Набирались, как правило, из служилых людей, побывавших в плену и научившихся там говорить на языке противника. Переводчик – человек способный перевести письменный документ.
Из всех разрядов служилых людей по отечеству дьяки издревле были самой закрытой корпорацией. В самом деле, до боярина или окольничего, будь на то воля государева, может дослужиться любой. Но только дьяки с их книжной премудростью и обусловленной этим обособленностью от прочих, могли вести делопроизводство и управлять приказами. И если бы не Смута, огненным колесом прокатившаяся по земле и людям и переставившая все с ног на голову, никогда бы бывшему боцману и перебежчику не бывать в дьяках!
Впрочем, Клим и сам был, что называется, парень не промах! У получившего под свое начало один из важнейших органов государственного управления царством, выше которого был разве что разрядный приказ, Рюмина не было возможности постепенно вживаться в новую для него роль, привыкая к должности.
При тех вызовах, что стояли перед чудом выжившим государством, а паче всего таком беспокойном государе, как Иван Мекленбургский, времени на раскачку не было, и русским дипломатам требовалось подчас совершать прямо таки немыслимое. Этого требовали и обстоятельства, и сам царь, который не признавал слова нет. А потому пришлось Колыванскому уроженцу засучить рукава и браться за работу. И первым делом, было необходимо поменять весь уклад, или, как говорят иноземцы, провести реформу.