Азы эмиграции. Что нужно знать о возможностях переезда и жизни в другой стране
Шрифт:
Всем известно о встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте в феврале 1945 года. Но почти никто не знает, что на этой ялтинской конференции обсуждался также вопрос репатриации. Сталин требовал вернуть в СССР всех, кто жил в Советском Союзе до 1939 года, хотели они этого или не хотели. Речь шла о насильственном возвращении на родину. А как этих людей встретят «дома», не надо было даже догадываться, зная политику вождя. К сожалению, союзники запятнали свои имена удовлетворением просьбы Сталина, узаконив насильственную репатриацию советских людей, находившихся в то время на Западе.
Специалист по истории насильственной репатриации
20 % получили либо смертные приговоры, либо 25 лет лагерей; 15–20 % получили от пяти до десяти лет лагерей; 10 % высланы в Сибирь сроком не менее шести лет; 15 % отправлены на работы в Донбасс, Кузбасс и другие разоренные войной районы без права возвращения в родные места и лишь 15–20 % смогли вернуться к себе.
Предполагая, что ждет их на родине, советские люди всеми правдами и неправдами пытались избежать насильственного возвращения домой. Чтобы невозвращенцев не касалась репатриация, им было необходимо эмигрировать из Европы. Однако у этих людей не было права на эмиграцию. Такое право им дал дипийский паспорт – паспорт для перемещенных лиц, получения которого смогли добиться, сметая все преграды, Элеонора Рузвельт и младшая дочь Льва Толстого Александра Львовна Толстая. И хотя даже с таким паспортом у невозвращенцев была масса проблем, тем не менее он сохранил жизнь многим людям.
К сожалению, для получения этого паспорта люди меняли свои биографии, профессии, имена и фамилии, национальность, превращая свои жизни в мифы – в мифы выживания.
Особенность второй волны эмиграции по сравнению с первой волной заключалась в том, что невозвращенцы уже вкусили плоды жизни в Советском Союзе, всю «сладость» сталинизма. Они понимали, что у них появилась возможность побега из-под железного занавеса.
В отличие от белой эмиграции большая часть невозвращенцев отправилась за океан. Их можно было встретить в США, в Южной Америке, в Канаде и даже в Австралии… В то же время часть эмигрантов первой волны после раздела территорий между союзниками оказалась в странах советского влияния или на территориях, отошедших к СССР.
Хотелось бы обратить внимание на то, что если представители белой эмиграции пытались получить нансеновский паспорт, чтобы иметь возможность возвращения на родину, то эмигранты второй волны, мечтали получить дипийский паспорт, чтобы не возвращаться домой. Правда, понятия «родины» и «дома» у них были уже совершенно другие.
Третья волна эмиграции
Третья волна (в различных источниках разные даты; описан период с 1966 года по 1991 год) – эмиграция периода «холодной войны», состоявшая из принудительно высланных из СССР людей, диссидентов, а также так называемых «нормальных» эмигрантов, среди которых преобладали советские немцы, евреи и армяне, получившие право возвращения на свою историческую родину или право воссоединиться с семьей.
Третья волна эмиграции коснулась уже поколения людей, выросших в Советском Союзе, впитавших в себя ценности социалистического строя, гордившихся победой СССР
Однако после встречи Хрущева на выставке в Манеже с писателями и творческой интеллигенцией в 1963 году «оттепель» начала таять, превратившись в закручивание гаек, особенно для писателей и деятелей искусства.
Помимо этого, большинство советских людей, родственники которых стали эмигрантами второй волны, мечтали о воссоединении семей. После смерти Сталина власти уже более лояльно начали относиться к таким родственным связям.
К тому же в начале 1966 года, выступая в Париже, председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин сделал заявление, открывшее наконец путь для легальной эмиграции из Советского Союза:
Если есть семьи, разобщенные войной, которые хотели бы встретить своих родственников вне СССР или даже оставить СССР, мы сделаем все, чтобы помочь им решить эту проблему.
Безусловно, сделав такое заявление, премьер не мог предположить, какое количество людей, строящих коммунизм, захочет покинуть Советский Союз. А таких строителей коммунизма уже через несколько лет после этого заявления оказались миллионы, и среди них были не только те, кто мечтал о воссоединении семьи.
Правда, все началось с этнической эмиграции. Эмигрировать разрешили евреям, этническим немцам, имевшим близких в Западной Германии, армянам, у которых были родственники в армянских диаспорах зарубежья. Чтобы выехать из СССР, с людьми «выездных» национальностей начали массово заключать смешанные браки – и среди таковых было много фиктивных.
В основном уезжала интеллигенция, глотнувшая во время хрущевской «оттепели», закончившейся суровой зимой, глоток свободы.
Особенно тяжело было писателям и поэтам, произведения которых из-за непозволительной правды не печатались в СССР. Так появился запрещенный «самиздат». Люди не просто копировали, но и распространяли тексты, которые, по мнению власти, не должен был читать советский человек. Помимо «самиздата» запрещен был и «тамиздат». Так назывались «крамольные» для советских людей произведения, издаваемые на Западе и ввозимые в СССР или с помощью иностранных дипломатов, или контрабандным путем.
После «оттепели», на короткий период давшей надежду на рассвет творческой деятельности, бесцензурное творчество оказалось снова под запретом, хоть открыто об этом не говорили. Это был своеобразный запрет «исподтишка». Непокорным не давали характеристики для поездок за границу, лишали продвижения по службе, запрещали издание книг, постановку спектаклей, выпуск кинофильмов, участие в концертах, а ученые не могли опубликовать статьи со своими исследованиями. Все эти унижения приводили к тому, что у творческих деятелей, не согласных с запретами на их творчество, возникало острое желание покинуть страну.