Ба
Шрифт:
Снова хлопает входная дверь, и Алёна сжимается комочком, боясь, что вернулся муж, но в комнате появляется молодая девушка, я вижу её через всклокоченные волосы на лице родственницы. У вошедшей такие же густые чёрные волосы, как у Архипа, но они собраны в тугую косу, непокрытую платком, как у каждой незамужней девки.
– Алёнушка!
– девушка бросается на пол.
– Снова брат дрался? Господь Иисус и двенадцать апостолов!
Чувствую тёплую руку на раскалывающейся голове.
– Прости его ради бога!
– плачущим голосом
– Прости, он ведь не со зла!
– Как... как же такое... и не со зла...
– неузнаваемо хриплым голосом шепчет Алёна.
– Ох, я из родительских комнат услышала, как он дерётся!
– плачет девушка.
– Ох, подумала, убьёт теперь Алёнку точно! Помешала бы, так он и меня убьёт!
Алёна то ли кашляет, то ли горько смеётся. Она едва поднимается на локти, и девушка помогает ей сесть на кровать. Алёна прилегла на подушку, а незнакомка подошла к люльке и стала качать ребёнка, тихо напевая колыбельную. Она корчит весёлые рожицы сквозь слёзы, пока дитя не успокаивается.
– Танечка...
– тихо говорит Алёна, и девушка поворачивается.
– Только тебя он и не убьёт... Только тебя он и холит, и лелеет... Ты ангел, пред которым даже дьявол убоится зла...
Таня садится рядом с Алёной и кладёт тёплую ладонь той на голову. Наверное, лицо Алёны заплыло от побоев и ран, но Таня искренне улыбается ей, стирая слёзы сначала со своего лица, а потом - с Алёниного.
– Мама говорит, к старости мужик добреет, - ласково шепчет Таня.
– Потерпи, пожалуйста.
– Мочи больше нет, - хрипло шепчет Алёна.
На улице кричит петух и завывает ветер. Алёна поднимается на непослушных руках и опирается о стену, садясь рядом с Таней. Та ласковым движением кладёт голову Алёны себе на плечо, гладя, как ребёнка. Она продолжает напевать мотив колыбельной, которую только что пела ребёнку.
– Некому будет утешить меня, когда ты замуж уйдёшь, - говорит Алёна, пока Таня продолжает тихо петь.
– Только из-за тебя я и держусь живой на свете. Уйдёшь, Архип сразу прибьёт...
Я чувствую, как горячие капли стекают на болящую макушку родственницы и как тело Тани содрогается от сдерживаемых рыданий.
– А прибьёт, и слава богу, - тихо продолжает Алёна, - мне и так жизнь не мила, хоть в аду от братца твоего передохну.
– Не говори так, - останавливает песню Таня.
– Не говори! Он хороший! Все люди хорошие, так батюшка в церкви говорит.
– К дьяволу батюшку...
– Господь с тобой!
– Таня отклоняется от Алёны, и на рукаве её сарафана остаётся кровавое пятно.
– Подумай, что говоришь, сестрица Алёнушка! Батюшка запретил имя падшего всуе произносить!
– Архип то и дело меня к лукавому посылает... Словами и кулаками.
– Архип муж твой, ты должна его слушаться! Так Господь говорит.
Алёна сжала кулаки, и я почувствовала хруст пальцев и скрип зубов. Ни сейчас, ни прежде, никогда - я была уверена, что никогда не чувствовала столько ненависти и обиды, сколько чувствовала Алёна в то мгновенье.
– Ненавижу!
– зло шепчет сквозь зубы Алёна.
– Ненавижу! Архипа ненавижу, батюшку ненавижу, Господа ненавижу!
– Окстись!
– взмаливается Таня, подпрыгивая и вскакивая с кровати, отбегая от Алёны, как от чумной.
– И тебя ненавижу!
– Алёна указывает на Таню трясущимся от злобы пальцем.
– Ненавижу за то, что прощаешь его! И меня заставляешь прощать!
Алёна резко встаёт с кровати, делает шаг к испуганной Тане, но, почувствовав прилив боли, валится на пол. Она продолжает биться в бессильной и оттого более всего мучительной ненависти, а Таня наклоняется над ней и снова гладит по голове, как дитя.
– Тише-тише...
– говорит Таня.
– Всё пройдёт, всё наладится. Алёнушка, я люблю тебя, так же, как Архипа. Так же, как дорогую сестрицу. Алёнушка, ты ведь тоже любишь меня?
– Да...
– через слёзы шепчет Алёна.
– Пожалуйста, сестрица, прости Архипа не ради него, а ради меня...
Пальцы Алёны впиваются в пол, скребут по нему, и опилки входят под ногти, уже не причиняя никакой боли.
– Хорошо, Танечка.
Говорили ли они о чём-то ещё, плакали ли о чём-то ещё - не помню. Помню только, как я проснулась посреди ночи с красным от злости и разочарования лицом, почувствовала адскую головную боль и удушающую тошноту и едва успела добежать до туалета перед тем, как меня стошнило.
Глава 4
Очевидно, этот предмет был менее нужен студентам, потому что вместо обычных двухсот человек потока в огромной амфитеатрной аудитории собралось вдвое меньше. Знать бы, что за предмет...
– Илона!
– услышала я знакомый весёлый голос.
С первого ряда мне махала рукой радостная Света, и теперь было неловко садиться в другое место. К тому же и голос Алёны вопил мне скорее тащиться в низ аудитории. Парта Светы представляла собой сосредоточение хаоса: тетради-блоки с разноцветными листами, несколько раскрытых учебников, а также зеркальце, пудра, тушь и помада.
– Не успела дома, приходится на первой паре, - неловко улыбнулась Света, нанося пудру на щёки.
– Смотри, там Петя!
На верхних рядах появился рыжий парень, опасливо оглядывая зал, словно боясь, что из-под парт сейчас выскочат волки. Увидев нас, он скривился так, что я сама себя почувствовала волком.
– А он не супер общительный, да?
– усмехнулась Света.
– И как вы с ним только подружились?
Мы с ним вовсе не подружились, но теперь я махала рукой Пете, и тому, видимо, тоже казалось неприличным садиться на другой ряд. Удивительно, но Алёна даже не вопила, когда Петя сел рядом. Кажется, некоторые обещания скандальная родственница выполняла.